Комендатура — темный лес.

Солдат зашел и вдруг исчез.

Так они распевают, шагая строем на обед, горланят. Юморок.

Горный Ахмет… отыскать его тело в наиболее близких к нам морозильниках.

Однако точность опознания Ахмета должна быть у меня стопроцентная. Потому как приемку тела с рук на руки будет проводить его сын. Обещали $1500.

Журналистка… Попытаться ее освободить, выкупить.

Чичи захватили одну из самых талантливых наших журналисток. Которая радела за них. Которая смело критиковала федералов за методы ведения войны… Ее имя известно за рубежом. С колким пером и с множеством статей! С наградами! И сидит теперь в какой-то вонючей яме…

Первоначальная цена уже определилась. За журналистку, за ее возврат, федералы дают 50 тысяч долларов. Мы с Русланом можем успеть.

Мы обсудили. Я и прораб Руслан, мы вкладываем десять штук (по пять тысяч долларов каждый). В поиск. В переговоры. В подмазку горских боевиков… Мы не стали терять времени. Руслан бросил в отслеживанье людей своего тейпа. А я дал знать своим «бензиново-солярочным» информаторам. Всем, кого я снабдил мобилами, а значит, приработком.

Когда гонорар мы с Русланом распилим поровну, получится по двадцать пять штук каждому. Настоящее, хлебное дело. Как раз когда с доставкой горючки у нас сбой. Небеса расщедрились… Все-таки там есть доброта.

Я бы мог поверить в психоизлом, в фобию и тому подобный накрут, если бы Олег и Алик сами уже посидели в зиндане — в чеченской яме. Вырвавшийся чудом оттуда ямник-солдат может, и впрямь, озвереть, увидев еще раз чеченца с пачкой денег. Я встречал таких… Вот кто был готов стрелять и без солнечных зайчиков!

Но пацаны молчали про яму. Мертво молчали. Может быть, стыдились?.. А меж тем яма — это просто. Это обычно. Мужские руки в горном селе очень нужны.

Люди в ямах, рабы, в жизни высокоживущих горцев есть и были всегда. Однако рабы из контуженных или раненых солдат — это практика уже современной войны. Это находка войны. В войне вдруг появился, прорезался еще один, неожиданный смысл. (Для крестьян. У которых нет другой, столь дешевой рабочей силы.) Горцы быстро смекнули.

Однажды и я с н-н-ненавистью смотрел на пачку денег.

Мы шли тогда колонной после боя. Нас, хотя и запоздало, уже прикрывали вертолеты… Медленно проходили чеченское село. А крестьяне уже высыпали к дороге. Зная про бой, они выглядывали себе раненых.

Колонна совсем замедлила ход, чтобы набрать воды, купить хлеба… Рядом с боевыми машинами тотчас появились белоголовые старики-горцы. Они торопились обойти один другого, суетились вдоль дороги, ласково крича:

— Эй, командир… Привет, дырагой… Больной солдат есть?.. Оставляй мине. Лечить-ухаживать будем!

Колонна ползла… Старики стояли, уважительно склонив голову. И держа правую руку на левой стороне груди. У сердца.

Кричали:

— Больной солдат везешь?.. Давай подлечим.

Глаза офицеров (мои глаза тоже) скользили по старикам, не останавливаясь. В общем, не замечая их. Но если взгляд задержать, вдруг можно было заметить, что руку старик не у сердца держит, а у грудного кармана… И что там у него деньги… Потертые, почти черные бумажки, возможно, даже фальшивые, о чем сам крестьянин не догадывался… Но все-таки это деньги. Он показывал деньги. Ему нужны были рабочие руки. Страда летняя! С ума сойти!.. Столько работы!

Крестьянин-чеченец не выдаст раненого боевикам. Он и, впрямь, выхаживает раненого, кормит-поит… А как только раненый малость окрепнет, придет в себя, крестьянин велит ему работать. Солдат должен отработать хлеб и уход… Починить мосток… Крышу обновить… В огороде… Работы у крестьянина полно. Он уже и не думает отпускать подлечившегося солдата.

Часто, помимо раны, солдат контужен. А деревня так высоко и глухо в горах, что контуженный солдат самостоятельно оттуда не выберется. Попытается убежать, но, поголодав сутки-двое, вернется. Контуженного можно не держать в яме. Он сам никуда не уйдет. Он, конечно, тоскует. Он работает… Пять лет… Десять лет… Всю жизнь… Ему дают немного водки в очередной здешний праздник.

Он пьет и орет старые песни. Орет на все село. Старики останавливаются послушать, и один из стариков, поцокав языком, говорит уважительно:

— Пусть.

И второй старик, почесав в макушке, соглашается:

— Пусть.

Это красивое русское слово старики узнавали и выучивали одним из первых.

Тогда новичок, я подумал с ненавистью, что вот они — самые грязные деньги этой войны. Нацеленные на покупку контуженного или раненого… Я тогда только начинал воевать.

Наша колонна шла, прибавляя ходу и сильно пыля. Старик-крестьянин, уже не таясь, тряс кучкой грязных мятых денег. П-п-пачкой, как сказал бы рядовой Евский.

Глава четырнадцатая

Ну да, чич как чич. Его звали просто Зелимхан, без фамилии. Маленький полевой командир в округе горного селения Гузык… Никто… Просто ему выпала удача на каком-то перекрестке. Когда, только-только отоспавшись в горах, он вышел со своим отрядиком на охоту. Сцапал журналистку. Какая птичка к нему залетела!

Зелимхан и его люди толком не знали о ней и даже не слышали. Известная журналистка и правозащитница, она была просто добычей. Случайная молодая москвичка, захваченная на большой дороге. Бабец! Не удалось прихватить солярки, прихватили ее… Случай такой… Товар Зелимхана… Не знали ее напрочь, хотя у нее уже было громкое имя. Она защищала чеченцев. Она нахваливала мужество полевых командиров. Как сама она метко выразилась, она раздавала им славу!.. Всякий большой командир хотел попасть в ее репортаж. Она могла при случае апеллировать к самому Басаеву, так как дважды сделала с ним интервью, приводившие официальную Москву в бешенство.

Зелимхан, случайный ее хозяин (я скоро разузнал по наводке), отдавал захваченных на дороге людей за недорого. Пока что ее можно было обычным образом выкупить. Однако надо было поспешить. Посредники-перекупщики уже зашевелились. Журналистка известная, цена могла скакнуть.

Реальнее других для меня был перекупщик Магома, по прозвищу Азер, известный в Грозном усач, азербайджанец вполовину. Я уже работал с ним по выкупу. Сейчас важнее была вторая половина его крови, чеченская, которой он роднился с влиятельным Доку… очень дальний, а все же родственник!.. Этот Доку, авторитетный в своем районе, уже напрямую контактировал с полевым командиром Зелимханом.

Чего же лучше! Азер выйдет на Доку, а Доку на Зелимхана.

Азер-перекупщик был известен тем, что на переговорах его пистолет был всегда крепко смазан и крепко подванивал из левого кармана. Азер считал, что это запах успеха. (Обильная смазка, возможно, и впрямь действовала на подкорку и при торге дополнительно что-то внушала.) Над его пистолетом подшучивали. Не перепродает ли Азер еще и смазку?.. Кроме пленных, а? Неужели нет?!.

Азер на шутейный тон не обижался, держался красиво, уверенно. В горах это важно.

Вы читаете Асан
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату