напрягся в ожидании, когда тяжелая, как гора, туша рухнет ему на спину.
– Но гляди, волхв… Ежели опять что-то будет не так, лучше не попадайся! Я хоть и не Садко, но и на морском дне отыщу!
– Да ладно тебе, Илюша, – сказал Белоян с облегчением, – ты ж воды боишься, а моря бы вовсе не видал… Ты когда мылся?
– В степи? – огрызнулся Илья. – Баб нет, кто видит? А зверь настоящего мужского духа боится, стороной обходит.
Рассердившись, он в седло взлетел птицей, подобрал поводья.
– А подойдет – замертво падает, – серьезно добавил волхв. – Хороший человек ты, Илюша. И не зря тебя всяк худой человек боится!
– То-то, – сказал Муромец на всякий случай, он чуял подвох, но для настоящего мужчины важнее крепкие кулаки и голова, а не умение играть словами, потому лишь еще раз смерил волхва предостерегающим взглядом, скажешь что-то против шерсти – пришибу, повернул коня и поехал к воротам.
ГЛАВА 13
Закатное небо покрылось сизо-лиловой корой, а от зенита и до края земли протянулась странная огненная дорога, широкая, с разрыхленными красными облаками, словно исполинский санный след по кровавому снегу. В сердце закрадывался страх, а в груди холодело, ибо мощь богов была видна воочию. Тот, кто оставил такой след, может сдвигать горные хребты, шагать по глубоким морям, не замочив коленей, а дремучие леса лишь пощекочут подошвы… Заметит ли такой исполин род человеческий? Будет ли разбираться с их молитвами, жалкими и мелкими?
Илья покосился на Добрыню, тот смотрел на небо с восторгом.
– Ну? Дорогу туда ищешь?
– Ищу, – признался Добрыня.
Илья хмыкнул:
– Дорогу на небо ищут те, кто заблудился на земле.
Добрыня с удивлением перевел взор на старого богатыря. Грузный, малоповоротливый, он выглядел мудрецом не больше, чем его конь, такой же толстый, громадный, с ногами толщиной в ствол двадцатилетнего дуба. Скорее от коня Добрыня готов был услышать мудрую мысль, чем от первого из силачей…
– Ишь, сказанул. Наслушался у иудеев? Не одного зарезал, поди… В Киев, говорят, ты приехал с кошелем злата. Как думаешь, Лешак?
Алеша Попович засмеялся, показывая белые ровные зубы:
– Когда шатается земля, я держусь за небо!..
Добрыня всплеснул руками. Попович тоже слишком силен и тем более – красив, чтобы изречь что-то даже не умное, а просто дельное. Не иначе как что-то большое в лесу издохло. Или беда какая прет навстречу, только успевай закапывать своих…
Вдали поднялось облачко пыли. Илья взглянул из-под руки. Несмотря на возраст, глаза у старого казака самые острые, не то что у Добрыни, испортившего глаза чтением при лучине, или у Алеши, поповского сына, что переел сладостей, хотя настоящий мужчина должен с детства привыкать к сырому мясу и вкусу горячей крови.
– Что там? – спросил Алеша, едва не повизгивая от нетерпения.
Илья прогудел в раздумчивости:
– Кто-то на коне… Скачет в нашу сторону.
– Один? – спросил Алеша удивленно.
– Один, – подтвердил Илья.
Добрыня уловил в голосе старого казака тревогу. Слабые объединяются в стаи, лишь очень сильные могут себе позволить ездить в одиночку. Когда видишь одного в степи или в лесу, будь настороже: такой опаснее десятка. А то и сотни.
А Алеша уже с завистью смотрел на массивную булаву, что раскачивалась на ременной петле, а та охватывала толстую боевую рукавицу. Старый богатырь как поднес руку козырьком к глазам, прикрывая от солнца, так и держит, всматриваясь в даль, совсем забыл про пудовую булаву, другому уже оттянула бы руку до земли.
– Ого, – сказал Илья вполголоса. – Что делает, мерзавец… что делает!
– Что? – опять же первым спросил Алеша.
Добрыня оглянулся на коней, трое из шести пасутся оседланные, уже готовые к долгой скачке. Илья не отрывал руку от надбровных дуг, забытая булава все так же болталась в воздухе. Закругленные шипы блестели тускло, как спелые виноградины.
– Всадник больно удалой… В доспехе, что блестит, как чешуя заморской рыбы… Видно, как швыряет в небо булаву… Скачет, скачет, а потом на лету хватает прямо за рукоять!.. Уже трижды швырнул, ни разу не промахнулся…
Добрыня присвистнул. Самый быстрый умом, он первым понял, как опасен этот противник. В степи почти нет друзей, одни поединщики. Швырнуть высоко в небо тяжелую булаву – непросто, но поймать ее на лету – под силу редкому богатырю.
– Будем ждать здесь?
Илья прогудел мощно, как перегруженный медом шмель:
