Владимир в сопровождении двух гридней неспешно выехал со двора, народ обгонял, все мчались к чудесно появившейся церкви. Чудо, сказал он себе в смятении. Но ведь всякие чудеса – это от старых богов! Вера в Яхве, от которого отделились веры в Христа и Аллаха, запрещает чудеса. Если сотворить чудо, то это удар по церкви. Или проклятые ромеи пытаются так пробраться в северные земли, идут на уступки местным богам?
Люди стояли тесным кругом у церкви, но близко все же подойти не решались. Очень редко то один, то другой, внезапно решившись, с маху бросал шапку оземь, крестился и бежал к приглашающе раскрытым вратам.
Владимир слышал возбужденные разговоры:
– Неужто ихние боги сильнее?
– Дурень, у них один бог, а у нас много!
– Ну и что?
– А то, что наши побьют.
– Не побили же?
– Значит, наши разрешили. Наши боги добрые.
– Братцы, а может, заглянуть хоть одним глазком?..
– Ты как хошь, а я наших предавать не стану…
Владимир пустил коня вперед, перед ним боязливо расступились. Он чувствовал почтительные и боязливые взгляды, но не оглядывался, послал коня по холму. Возле раскрытых врат остановил, осмотрелся.
Из церкви мощно тянуло ладаном, еще чем-то непонятным, но смутно знакомым, доносился размеренный гул голосов молящихся. Его чуткое ухо различило высокие голоса певчих, что тут же тонули в мощном рыке дьяконов.
Подскакал запыхавшийся Претич:
– Что делать, княже?
– А что мы можем? – огрызнулся Владимир.
– Да порубить всех к такой матери!
– Нельзя, – ответил Владимир сожалеюще.
– С чего ты такой добрый стал?
– Я не добрый, я просто не совсем еще дураком с вами стал. Это ж чудо, верно? А народ чудеса больше блинов любит… Даже больше драки на свадьбах. Жизнь-то серая, а тут такое диво! Даже те, кто стоит за старых русских богов, осудят. Нет, надо что-то другое…
Воевода с надеждой смотрел на князя, известного как отвагой и благородством, так и злым коварством, которого набрался, пока служил при императорском дворце в Византии.
– А что?
Владимир с досадой пожал плечами:
– Если бы знал…
– Так придумай!
– Не придумывается, – признался Владимир. – Чересчур необычное. Такого еще не было.
Воевода беспокойно задвигался на седле:
– Ты того, не засни… Вон как прут! Как столько и влазит.
Владимир и сам ревниво поглядывал на народ, что пер в церковь так, словно там раздавали горячие блины с медом. На растерянных дружинников князя поглядывали сперва с опаской, затем уже насмешливо, а затем, видя, что те лишь сопят в тряпочку, начали выкрикивать что-то обидное, делали непристойные жесты, от которых дружинники дергались, выхватывали мечи до половины, со стуком бросали обратно.
– Тоже мне, христиане, – бросил Владимир зло. – Христиане должны быть покорными, как скот!
– Да какие они христиане, – сказал Претич насмешливо. – Это чтобы тебе досадить, кресты на шею надели.
– Знаю. Это они, дурни, не знают, что потом им гордые головы пригнут, ярмо наденут…
В прищуренных глазах воеводы росло удивление.
– Нет, я не понимаю… Это ж церковь, а не бурдюк для вина.
Владимиру и самому казалось, что народу втиснулось больше, чем могло поместиться в таком крохотном тереме, размером с просторную селянскую хату. Скрывая смутное беспокойство, пробурчал язвительно:
– Они на головах один у другого… А бояре вовсе лежат на полу. У христиан так: чем больше вываляешься в грязи, тем угоднее их богу.
Подскакал, без нужды горяча коня, встревоженный Дубок. Оглянулся на толпу, сказал пугливо:
– Народ уже орет о чуде…
– Каком?
– Да вот… заметили, что церковь мала, а народ все заходит. Мол, истинно верующие все поместятся.
