Жаклин Мартен
Поцелуй меня, Катриона
Во имя дружбы прежних лет, а также дружбы сегодняшней…
Посвящается Аните Карн, Хелейн Хэмерслау и Сильвии Левит
ВЫРАЖАЮ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ самой замечательной поклоннице моих произведений, кузине Айлин Дж. Кэрролл, которая покупает написанные мною книги и посылает их мне за автографом, не забыв при этом их похвалить и вложить деньги на обратную пересылку. Но Айлин никогда не выражает желания написать роман, если вдруг у нее появится свободное время.
ГЛАВА 1
В богатом и процветающем городке Фридженти, находившемся между Римом и Неаполем, ежегодно, в августе, проходил большой музыкальный фестиваль.
В эти дни население Фридженти увеличивалось почти втрое. Все дома и постоялые дворы наполнялись гостями и участниками фестиваля. Крестьяне с сыновьями шли спать в амбар, а их жены и дочери – в самую маленькую комнатку. Делалось это для того, чтобы как можно выгоднее сдать остальную часть дома толпе нуждающихся в жилье постояльцев.
Даже церковь на это время превращалась в репетиционный зал. В здании муниципалитета, в роскошном доме мэра и во дворце синьора Креспи, окна которого выходили на северную часть городка, радушно принимали почетных гостей. Отовсюду лились звуки скрипок и виолончелей, флейт и арф, рожков и органов, а в благоухающем цветами летнем воздухе ни днем, ни ночью не смолкали песни.
Только в эти пять дней в году, с самого раннего детства, Катриона Селестина Сильвано жила с ощущением полноты бытия. Она впитывала в себя все и радовалась всему, в том числе и тому, что ее мать, Элизабетта Сильвано, на этом торжестве музыкального искусства снова займет то достойное место, которое, по мнению дочери, принадлежит ей по праву. А дело в том, что Элизабетта всегда пела. Пела, когда нянчила своих шестерых детей, родившихся за одиннадцать лет супружества, пела, когда готовила обеды для своего многочисленного семейства, пела, когда скребла щеткой полы на кухне или штопала одежду.
Вместо закрытого платья из бумажной ткани, неуклюжих кожаных башмаков и столь ненавистного Катрионе белого длинного передника, являвшегося, по ее мнению, главным признаком униженного положения матери, Элизабетта оденет роскошное платье с глубоким вырезом, сшитое из пурпурного шелка. Оно красиво облегает фигуру и украшено богатой вышивкой. На ее ногах будут красоваться изящные атласные туфельки на высоких каблуках, а на плечах – кружевной шарф. Великолепный веер и маленькая нарядная театральная сумочка прекрасно дополнят этот праздничный наряд.
На сцене Элизабетта будет игривой и кокетливой, а ее изумительный голос зазвучит во всем его неповторимом великолепии. Она даже отдаленно не будет напоминать своим домочадцам ту нежную жену и заботливую мать, которую они знают и которая поет им свои тихие колыбельные песни. Катриона замрет в благоговейном восторге, а ее отец затрепещет от страха – уж на этот раз у него наверняка отнимут его Элизабетту.
– Приезжайте в Рим, – наперебой будут приглашать ее восторженные поклонники. – Приезжайте в Неаполь и во Флоренцию. Возвращайтесь в Англию – нам вас так не хватает.
«Сейчас эти люди отнимут у него жену – самое любимое и прекрасное, что есть у него в жизни».
Много лет назад Элизабетта отказалась от богатства и роскошных нарядов, оставила пение и музыку и посвятила всю свою жизнь семье и мужу. Она разделяла с ним супружеское ложе, готовила пищу, а при необходимости выходила работать и в поле. И вот сейчас она его покинет, не устояв перед очередным искушением. И разве можно ее за это винить? Ведь ему нечего предложить жене, кроме любящего сердца да тягот повседневной жизни.
Но каждый год происходило одно и то же: фестиваль заканчивался, а Элизабетта оставалась дома. Улицы пустели, палатки свертывали, гости разъезжались. Прекрасные песни, полные любви и страсти, радости и печали, веры и борьбы, больше не звучали.
Элизабетта снова одевала удобные старые башмаки и свободные платья из бумажной ткани, которые можно было носить без корсета и кринолина. Завязав на спине передник, она безмятежно помешивала мясную подливку, готовившуюся к ужину. Казалось, что другого выбора у нее никогда и не было, и быть не могло.
Катриона очень болезненно переживала эти перемены, происходящие с матерью ежегодно. Еще вчера та блистала на сцене и была похожа на сказочную принцессу, изумленная публика, затаив дыхание, слушала ее дивное пение, в которое она вкладывала всю свою душу. После каждого номера раздавался восторженный гром аплодисментов.
Отдавая отчет всей греховности своих мыслей, девочка никак не могла понять, как это маму угораздило выйти замуж за ее отца. Бесспорно, он был очень хорош собой. Но как можно связывать свою судьбу с простым фермером, который к тому же всю жизнь просидел во Фридженти, если природа одарила тебя таким голосом и талантом. Мама выросла в городе, получила прекрасное образование, много путешествовала. Она пела на сцене, и каждый вечер восхищенная публика забрасывала ее цветами. В Англии ей даже довелось выступить перед королевой Викторией и ее супругом.
Молодую Элизабетту Бьянчи наперебой расхваливали даже самые строгие критики.
Катриона зачитывала до дыр подшивки старых газет с восторженными отзывами о ее концертах. Самой судьбой Элизабетте уготовано было стать одной из величайших певиц в мире, но вместо этого она стала синьорой Сильвано, променяв блистательную карьеру певицы на супружескую жизнь, а сцену – на кухню. Теперь ей было не до оперных арий! Основным ее репертуаром были колыбельные песни, которые приходилось петь своим малышам.
Назойливый и подлый голосок постоянно нашептывал Катрионе, что ее мать поступила как последняя простушка. Как она могла снизойти до замужества с Винченцо Сильвано, простым фермером из Фридженти!
Этим летом девочке исполнилось одиннадцать лет. Сразу же после окончания фестиваля она задала матери вопрос, который очень долго ее мучил.
Катриона застала мать на кухне в старых кожаных башмаках и свободном платье из набивного ситца. Ее прекрасные золотистые волосы были небрежно закручены на затылке узлом.
Прошлым вечером Элизабетта стояла на круглой сцене, построенной в самом центре огромного шатра, который специально натягивали на время фестиваля. На ней было шелковое платье лимонного цвета и такие же атласные туфельки. Она с трудом удерживала огромные букеты цветов. После первой арии раздались громкие аплодисменты, после второй – публика пришла в крайнее оживление, а когда Элизабетта исполнила арию из оперы Моцарта, все зрители переполненного зала встали и громкими криками стали требовать, чтобы она повторила ее на бис. К ним присоединились слушатели, которым не хватило места в шатре.
Элизабетта отдала букеты двум своим дочерям, Бьянке и Катрионе, а одну бархатистую розу – мужу, который сидел между ними. В тот вечер она пела, как никогда. Наконец Винченцо поднялся и, отчаянно жестикулируя, закричал: «Хватит! Она устала!»
Катриона пришла в ярость – отец умудрился испортить маме ее звездный час! Правда, в душе девочка отлично понимала, что мама вовсе не разделяет ее чувств по этому поводу, а скорее солидарна с отцом.
– О Боже! Бедные мои ноги! – Услышала она ее тихий стон.
Винченцо взял Бьянку на колени, а Элизабетта села на ее место.
– Посмотри-ка под стул, – прошептал Винченцо.
Вместе с матерью Катриона заглянула под стул: там стояли старые рабочие башмаки Элизабетты.
– Пресвятая Дева! – она посмотрела на мужа с такой благодарностью, будто он подарил ей бриллиантовое ожерелье. Тайком она сбросила атласные туфельки и зашнуровала огромные отвратительные башмаки.
