Отступив на несколько шагов в сторону, она развернулась и с мрачным выражением лица снова двинулась к нему:
– Ты, сукин сын! – закричала она на него. – Собака ты шелудивая, ты опять посмел думать обо мне... а?
Он пробормотал, запинаясь:
– Милостивая графиня... я не мог не думать...
– Цыц, скотина, – перебила она его, – признавайся, о чём именно ты думал...
Он совершенно охрипшим голосом залепетал:
– Для милостивой графини моё сердце открытая книга... вы ведь и сами всё знаете.
– Мерзкая свинья! – с громовым негодованием обрушилась на него Ценци. – Ты думал о моём эдельвейсе... о моей груди... развратник... признавайся...
– Я признаюсь... – произнёс он почти беззвучно.
– И ты думал... сволочь... – в том же тоне продолжала она, – как будешь лежать на мне... так? Паршивец... и как я раздвину ноги, и ты вставишь в меня свой дрын... мошенник... ты представлял, будто пудришь меня... похабник... и играешь моими титьками... ты будешь признаваться... жалкий обманщик?
Он молитвенно сложил ладони:
– Да, милостивая графиня... я признаюсь... я во всём признаюсь...
– И тебе не стыдно перед принцессой?
Ценци вытянутой рукой указала на меня. Я настолько обалдела от всего увиденного и услышанного, что даже совершенно не обратила внимания на то, что Ценци назвала меня принцессой.
– Да, мне очень перед ней стыдно... – едва слышно воскликнул он и воздел руки ко мне.
– На колени! – приказала Ценци.
Он тотчас же бросился на колени:
– Прошу вас, милостивая графиня, извинить меня, – страстно взмолился он и, обернувшись в мою сторону, попросил: – И вас, высокородная принцесса, я тоже умоляю простить меня...
– Нет! – прошипела Ценци. – Никакого прощения... сперва наказание...
Лицо его покрылось нежным румянцем.
– Конечно... – быстро пролепетал он, – сперва наказание...
– Раздевайся! – крикнула Ценци.
Поднявшись, он тотчас же скинул с себя всю одежду и голым встал перед нами. Тело у него было чрезвычайно белым и нежным. Он стоял, трепеща, с поникшей головой, и исподлобья глядел на Ценци как побитый пёс.
Потом по её указанию он послушно занял место между диваном и расположенным рядом с ним шкафом.
Ценци начала раздеваться, и по её сигналу я сделала то же самое.
– Ну, погоди же... пройдоха... – приговаривала она при этом. – Ты нас увидишь... всё увидишь... но ничего не получишь... ты имеешь право только смотреть на меня и принцессу... но не прикасаться к нам...
Она голая подступила к нему с высоко поднятой грудью и откинутой назад головой, глаза её метали искры, губы её трепетали. Она и сама уже пришла в крайнее возбуждение.
Она потёрлась грудями о его тело, затем потёрлась своим лоном о его член. Потом должна была подойти я и сделать то же самое. Он печально взирал на нас, безвольно опустив руки, и не шевелился. По мне точно электрическая искра пробежала, когда я коснулась грудями его груди. Тело у него было обжигающе горячим как пламя и на ощупь нежным как бархат. И когда я тёрлась о его волосы венериным бугорком, то заметила, что копьё его уныло свисает вниз.
«Что, собственно говоря, означает весь этот спектакль, – подумала я про себя, – когда он, наконец, закончится, чтобы молодой человек начал сношать нас?» Потому что во мне уже вовсю бушевала похоть.
Ценци оттащила меня от него:
– Сейчас последует наказание... свинья ты эдакая... – грозно посулила она.
Он следил за её действиями жадным взглядом. Она подошла к шкафу и достала сверху две розги.
– Тебе известно, что это такое, дьявол проклятый? – спросила она, взмахнув в воздухе розгами.
– Да, мне известно, милостивая графиня... – сглотнув комок в горле, воскликнул он.
– Ты знаешь, что сейчас произойдёт... ты, выродок?
– Сейчас последует наказание, милостивая графиня, – тяжело дыша, откликнулся он. – Пожалуйста, накажите меня, графиня... я это заслужил... и вы тоже, высокородная принцесса... – обратился он ко мне, – вы тоже накажите меня...
Ценци подала мне одну розгу:
– Бей покрепче, – скороговоркой прошептала она. – Покрепче.
– А ну, выползай из угла... ты, преступник!.. – набросилась она на него.
Молодой человек приблизился к ней.
Бац! И она мгновенно нанесла ему розгой по груди такой удар, что видна стала широкая полоса, похожая на алую ленту. Он вздрогнул, и я увидела, как его копьё одним рывком выпрямилось.
– Ты это чувствуешь... мерзавец, разбойник, пиздолиз... негодяй... остолоп... засранец... бродяга... ты это чувствуешь?
Ценци продолжала бить, не задумываясь, и каждый удар её сопровождался новой оскорбительной кличкой, и с каждым ударом грудь и живот у него становились всё красней и красней.
– Да... я чувствую это... милостивая графиня... – хрипел он голосом умирающего, – и благодарю... за наказание... благодарю... сильнее... пожалуйста... карайте меня сильнее... Но и принцесса тоже... почему меня не карает принцесса?
– Секи! – крикнула мне Ценци и замахнулась на меня розгой. Я испугалась и легонько ударила его по спине. Его кожа дернулась, однако он жалобно заскулил:
– Ах, я прошу высокородную принцессу... она не желает меня наказывать... я ничего совершенно не чувствую... я прошу, принцесса... я знаю... что я недостоин... но я прошу наказать меня... наказать суровее...
Я приложилась сильнее и заметила, что мне это доставило удовольствие.
– Благодарю... благодарю... благодарю... – лепетал он.
– Заткни глотку! – скомандовала Ценци. – Или я все потроха из тебя вышибу.
Теперь мы наносили удары в такт. Ценци спереди по его груди и бёдрам, а я сзади по спине и заднице, которая вскоре изрядно покраснела. И чем больше мы колотили, тем возбуждённее становились сами, тем больше радости это нам доставляло, и тем метче мы целились.
Он, дрожа, стоял перед нами и произносил:
– Извините меня... извините меня... я больше никогда не буду... думать... о ваших красивых титьках... нет... ах... ах... прошу прощения, принцесса... ваши груди так прелестно упруги... но я больше не буду этого делать... о... какая мука... какая боль... я больше не буду думать о вашей бонбоньерке... графиня... я мечтал о том, как разорву вашу девственную плеву... милостивая графиня... но я знаю... мне это не позволено... и вы, принцесса... я воображал себе, как сношаю вас... но я знаю... что такого не может быть... прошу прощения...
– На колени! – приказала Ценци.
Он с готовностью бросился на колени:
– Вот... я лежу перед вами... во прахе... боготворимая... растопчите меня... я умру... в смирении...
– Ты должен целовать мне ноги. Сукин сын... – прорычала Ценци.
Я прекратила наносить удары. Он склонился до земли и покрыл её ноги страстными поцелуями. При этом Ценци так стеганула его по торчащему вверх заду, что розга просвистела в воздухе.
Он застонал и забулькал:
– Ах, графиня... у ваших ног... ваш пёс... ваш раб...
– Целуй мне влагалище... ты его оскорбил! – повелела Ценци ему.
Он выпрямился на коленях и погрузил лицо в лоно Ценци.
– Мразь... каторжанин... карманник... висельник... босяк... – поносила она его, охаживая при этом по
