лучшую.
– Куда вы меня ведёте, господин Густль? Сперва вы напоили меня крепким вином, а теперь уводите в тёмный лес? Господин Густль, а господин Густль, что же вы со мной сделаете? Может, у вас на уме что-то неблаговидное?
К счастью уже почти совершенно стемнело, в противном случае стало бы видно, как он покраснел! Я сжала его ладонь, и он, запинаясь, спросил, может ли он взять меня под руку? Теперь мы шли, тесно прижавшись друг к другу, тыльная сторона кисти его руки касалась моей груди, и я чувствовала, как она дрожит! И потом начался лиственный лес, я опустилась на землю, к тому времени стало совсем темно! Настроение у меня было точно в минуту первого свидания, и я плюнула на то, что моё красивое летнее платье изомнётся и испачкается о траву. Я увлекла дрожащего Густля за собой вниз, прижала его голову к своей груди и ласково погладила по мягким, негустым волосам. Я прекрасно слышала, как колотится его сердце, а потом его робкая, неуверенная рука на ощупь отыскала пуговицы моей блузки. Он был таким неловким, этот мальчик, и я помогала ему и ещё делала при этом вид, будто совершенно не замечаю, как обнажается моя грудь. И тогда он коснулся губами моих грудей, снова и снова целовал их, и иногда останавливался, тяжело дыша, а потом я вдруг почувствовала на шее несколько горячих капель. Мой Густль плакал! Такого со мной ещё никогда не случалось! И тогда я привлекла его ухо к своим устам и спросила:
– Хочешь меня? Всю? И плохого ничего не подумаешь? Ты действительно неравнодушен ко мне, а? Ты мне тоже мил! Иди, мой мальчик, иди же ко мне, иди...
Я откинулась на спину и потянула его за собой, он был таким неловким. Я подобрала юбку и стянула бельё, Густль положил мне свои молодые руки на плечи и проник в меня, и я почти не ощущала его, мальчик лежал на мне невесомым пёрышком! И он осыпал градом поцелуев мои глаза, лоб, щёки, рот, всё время с закрытыми глазами, он вздыхал и лепетал:
– Любимая... любимая... любимая моя... как же хорошо... как хорошо... ох, как же изумительно хорошо...
Тот час в лесу я никогда не забуду. Мне пришлось многому в искусстве любви научить юного паренька, он даже целоваться не умел толком, делал это с открытым ртом точно ребёнок, горячо и влажно! Таким он был невинным, разбитным студентам почти не удалось испортить его! И я была для него практически первой, несколько случайных женщин до меня только напугали его! У меня был возлюбленный! Славный, бедный, юный, неиспорченный мальчик, который едва решался наносить удары в полную силу, потому что опасался сделать мне больно. А потом я ощутила его семя, смотрела в небо и была счастлива! Сколько раз я уже чувствовала подобное, но сегодня это было нечто совершенно другое, клянусь богом, всё было как в первый раз! Но мне пришлось дожить почти до тридцати лет, чтобы такое со мной случилось! У некоторых первый возлюбленный появляется в семнадцать или в девятнадцать лет, и я почувствовала теперь, как много мужчин, с которыми я «тачалась» ещё совсем молоденькой, меня обкрадывали! Но нынче я ни на кого не держала зла, я была просто до безумия счастлива и хотела, чтобы Густав оставался лежать на мне целую вечность! Сегодня я знаю, что в тот вечер впервые в жизни
А потом я понесла ребенка от Густава. Через несколько дней после нашей прогулки я должна была почувствовать обычное женское недомогание, у меня как раз подоспело время, однако ничего не произошло. Я приняла горячую ванну, испробовала другие средства, и только когда всё это не дало никаких результатов, сообразила: я в положении. Меня точно обухом по голове ударили, перед глазами всё кружилось. При всём желании я не смогла б описать, что я тогда передумала и перечувствовала. Я стыдилась и радовалась, леденела от страха за свою судьбу и всё же очень хотела, чтобы у меня появился ребёнок! Я вспомнила свою мать, у которой был целый выводок детей, и которая всегда хорошо относилась к нам! А потом я подумала, что ребёнка распутной женщины не ждёт, собственно говоря, ничего хорошего. Особенно в том случае, если будет девочка.
Я совершенно не знала, как мне поступить, и позвонила Штеффи, которая оставалась моей лучшей подругой, и уже через полчаса она была у меня. Услыхав о произошедшем, она сначала чуть от смеха не лопнула! Она рухнула на софу, сучила ногами и всплескивала руками от удовольствия, выкрикивая:
– Пепи станет мамой! Уму непостижимо! Вот умора! Ох, держите меня крепче! Да как же это, Пепи, тебя угораздило? У Иги капельку выдоила! Как назвать-то дитя? Мориц! Боже ты мой, будет такой же брюхоногий как папаша, но светловолосый как мамочка! Пепи, обязательно окрести бутуза, а я стану крёстной!
Но вскоре она заговорила серьёзно, поскольку вообще только женщина может дать совет другой в подобной ситуации, и очень осторожно поинтересовалась:
– От Густля, не так ли?
Тогда я рассказала ей всё.
– Послушай, Пепи, это же здорово! – И она от всего сердца расцеловала меня. – Хоть и говорят, что на торной дороге трава не растёт, однако ты сама видишь, что исключения тоже случаются! Почему бы и нашей сестре не обзавестись однажды ребёночком! Поверь мне, Пепи, особенно расстраиваться не стоит, и я тебе завидую! Знаешь, ребёнок уже кое-что значит, человеку, во всяком случае, есть ради чего вкалывать и о ком думать! Встречаются и такие, которые после рождения первого ребёнка становятся на правильный путь и даже очень удачно выходят замуж! Поверь мне, Пепи, настоящая женщина должна иметь ребёнка и быть матерью, независимо от того, является ли она благонамеренной супругой или одной из таких, как мы...
А потом мы уселись поудобнее и принялись советоваться.
Штеффи:
– Стало быть, от Густля? Ты в этом твёрдо уверена?
Я:
– Абсолютно! Умоляю тебя, с Иги подобное напрочь исключено!
Штеффи:
– Ну, тогда ещё лучше. Однако отцом должен считаться всё-таки Иги и заплатить. Смотри, как бы он у тебя не свихнулся от радости, что на такое еще сподобился!
Я:
– А как быть с Густлем?
Штеффи:
– Ну, за ним останутся авторские права, как всегда говорит Макс! Такой молоденький парень! Он чуть ли не впервые это испробовал и тут же попал в десятку! Он тебе очень нравится?
Я:
– Штеффи... я тебе выразить не могу, как...
Штеффи:
– Тебе нет нужды краснеть. Лучше поздно, чем никогда. Какое же надо иметь сердце, иной раз этого ждешь всю жизнь! Жениться он, разумеется, не собирается?
Я:
– Но Штеффи, ты за какую-то идиотку меня принимаешь. Я навлекла бы на мальчика одно несчастье. Хотя оставаться с ним вместе, я бы, конечно, осталась, столько, сколько получится!
Иги, надо сказать, и в самом деле малость «свихнулся от радости», когда я очень застенчиво сказала ему:
– Знаешь ли... Иги... держись за что-нибудь покрепче, иначе с катушек свалишься... а лучше, Иги, вообще присядь, – и когда он сел, поведала ему обо всём.
– Что-о-о? Что-о ты говоришь? Боже великий! Это точно? Ты на сто процентов уверена? Действительно? Бо-же ве-ли-кий!
Он вскочил на ноги и, потея, стремительно заходил из угла в угол по комнате, брал в руку то одну вещь то другую и снова отбрасывал их прочь, щёлкал пальцами, и, в конце концов, обхватил меня за голову и расцеловал так, что у меня в глазах потемнело! Затем сразу отпустил меня и в крайнем испуге произнёс:
– Боже мой, прости! Твоё состояние...
И я жалобно прощебетала:
– Послушай, Иги, я могу его выносить? Ты не заставишь меня от него избавиться?
