серьёзе разбирать те наивные схемы социального, экономического и политического устройства, которые предложены в “Выбранных местах…”. И тем более навешивать идеологические и политические ярлыки. Разве Гоголь был политиком? Разве его “прожекты” для кого-то практически что-то значили? Разве он обладал каким-то влиянием, и его слово было обязательным для исполнения хоть для кого-нибудь? Нет, от него могли легко отмахнуться и посмеяться, что и было сделано.
Помимо этого поверхностного и не очень серьёзного слоя, существует рациональное зерно — вполне действенное и серьёзное. Главная и, безусловно, действенная часть проповеди Гоголя — это заданные им современному российскому человеку (и обществу в целом) наивные и в то же время “неприличные” вопросы, которые обычно задавать не принято.
Насколько он (оно) соответствует тем требованиям, которые предъявляются к нему христианством? Собирается ли оно что-либо делать для того, чтобы соответствовать? Что оно делает в своей реальной повседневной жизни, чтобы приблизиться к христианскому идеалу?
От этих вопросов отмахнуться уже нельзя. Общество, считающее себя частью христианского мира, не сможет посмеяться над этими вопросами. Иначе оно будет смеяться над собой. Причем это и общество времён Гоголя, и сегодняшнее, и будущее.
Классический пример ответа — в известном письме В. Г. Белинского Гоголю. В. Г. Белинский очень хорошо почувствовал этот вопрос и как мог на него ответил — написал, в чём, с его точки зрения, заключается влияние христианства на общество и на человека. И таким же образом каждый читатель должен ответить по-своему на этот вопрос. А если у него нет определённого ответа, то хотя бы задуматься о нём.
Таким образом, Гоголь хотя и не всё, что мог, успел сделать в своей проповеднической деятельности, но то, что успел, он сделал весьма искусно и мудро. Наверное, как его современников, так и сегодняшних читателей продолжают отчасти шокировать “Выбранные места…” (а проповедь и не должна убаюкивать). Человек, может быть, останавливается на бегу и, сам того не замечая, воспринимает главное содержание книги — те наивные, всегда актуальные и наиболее важные в жизни вопросы. Они-то и не дают ему ни забыть, ни пройти мимо последней книги Гоголя, ни отнестись к ней несерьёзно.
В этой действенной части книги “Выбранные места…” скрыта сила, которая не видна на первый взгляд.
Если вспомнить, что в основе проповеднической деятельности Гоголя лежит такое событие, как “великий перелом”, то есть внутренняя трансформация, “рождение свыше”, то “Выбранные места…” — это, по существу, свидетельство об этом мистическом событии. В этом и секрет той тайной силы, о которой Гоголь писал уже после “великого перелома” в письмах, давая советы и убеждая не пренебрегать ими.
Он сумел придать своей книге ту силу, о которой писал в письмах. Сила вот в этом вопросе и содержится, который цепляет общество и каждого человека и над которым не посмеёшься. И в том, что этот вопрос будет актуален всегда, хотя конкретика нелепых советов со временем устареет и частично уже устарела. И в том, что, пока общество смеётся над конкретикой, этот глубинный вопрос его задевает. А часто ли мы можем встречать в жизни такие вопросы? Почти никогда, даже со стороны церкви.
В этом и есть то небольшое воздействие Гоголя на общество, какое только мог оказать он. И он это сделал.
Действительно, со временем значение и воздействие этой книги, в частности, и вообще всей деятельности Гоголя-проповедника проявляется всё больше. Значит, его проповедь продолжается, он продолжает воздействовать на общество, к чему он и стремился.
Таким образом, “Выбранные места…” остаются настолько же живой и актуальной книгой Гоголя, как и всё остальное его творчество.
“Выбранные места…” стали наиболее значительным и наиболее осуществленным делом Гоголя- проповедника. К неосуществленным можно отнести “Развязку “Ревизора” и 2-й том “Мертвых душ”. Предполагаемое намерение Гоголя стать воспитателем наследника престола можно причислить к ним же.
“Выбранные места…” являются лучшим делом Гоголя в качестве проповеди не потому, что они совершенны как проповедь (всё-таки эффективность её в этом случае оставляет желать лучшего). А потому, что дальнейшее движение (не механическое, а качественное) Гоголя на этом пути после этой книги прекратилось. Дальнейшим движением должно было быть не просто повторение того же самого, а нахождение нового, более совершенного качества, то есть более эффективного способа проповеди.
Поэтому для Гоголя так мучительна была ситуация, когда он знал свою задачу и не мог найти соответствующих слов для её воплощения. 2-й том “Мертвых душ” не стал таким соответствующим словом, которое было бы достойно масштабов задач, стоящих перед Гоголем.
Именно это обстоятельство стало для Гоголя трагедией, а не отрицательное отношение публики к “Выбранным местам”. К непониманию обществом его книги Гоголь относился довольно спокойно, потому что знал: у каждого — своя правда. “Мы все идём к тому же, но у всех нас разные дороги, а потому, покуда ещё не пришли, мы не можем быть совершенно понятными друг другу”. (Из письма П. В. Анненкову 1847 года.)
Трагедией для Гоголя стала остановка на его пути проповедника и миссионера. Однако сама жизнь Гоголя была непосредственно связана с его деятельностью. Он писал в 1850 году: “Работа — моя жизнь. Не работается — не живётся, хоть покуда это и не видно другим”.
В этой фразе можно найти разгадку его болезненного депрессивного состояния — и не только последних дней жизни, но и в более ранние её периоды. Его физическое состояние и само существование были как бы заложником его движения вперёд, и не только в художественном творчестве, но и в его миссионерской деятельности.
2-й том “Мертвых душ” стал продолжением, скорее, не 1-го тома, а “Выбранных мест…”. Продолжением, но не развитием, не движением вперёд, а остановкой на пути. Это понял даже такой далекий от литературы человек, как духовник Гоголя о. Матвей Константиновский, который считал, что 2-й том не нужен, потому что над ним будут так же смеяться, как над “Выбранными местами…”.
Считающаяся столь мрачной роль о. Матвея в судьбе Гоголя сводилась, в сущности, к тому, что он призывал Гоголя не останавливаться на полпути, а продолжать движение. Может быть, это довольно жёсткий совет, который выполнить очень трудно. Но это было единственным спасением.
Таково свойство пути, по которому шёл Гоголь, пути проповедника: или нужно идти вперёд, или невозможно существовать. И не о. Матвей это выдумал.
Если посмотреть не с бытовой, эмоциональной, а с более рациональной точки зрения на то непонимание, которое окружало книгу “Выбранные места…” и доставило Гоголю столько неприятных впечатлений, то и оно, в сущности, было советом идти дальше и найти более совершенный способ проповеди, чем “Выбранные места…”.
Однако никто не мог бы дать ему готового решения — как конкретно, каким образом ему идти дальше по его пути, какую новую и более эффективную форму должна приобрести его проповедь. Уж это конкретное решение мог найти только он сам.
Дело не в том, что окружающие не хотели этого делать, они этого просто не могли сделать. Для совершения этой трудной работы нужны были огромные творческие возможности Гоголя. Даже если его творчество в этом случае вышло бы за пределы искусства и литературы.
Здесь невозможно не вспомнить известный слух о якобы имевшем место намерении Гоголя стать воспитателем наследника престола. О нём, в частности, писал В. Г. Белинский в письме Гоголю 1847 года.
“Гимны властям предержащим хорошо устраивают земное положение набожного автора. Вот почему распространился в Петербурге слух, будто Вы написали эту книгу с целию попасть в наставники к сыну наследника”.
Этим предполагаемым намерением некоторые современники Гоголя объясняли появление такой “верноподданнической” книги, как “Выбранные места…”. Намерение Гоголя, скорее всего, было мнимым или уж слишком робким и неуверенным. Но в любом случае оно само по себе не могло стать причиной создания такой книги — источник вдохновения должен быть в данном случае гораздо более основательным.
Могло быть только совпадение вышеназванного желания и задачи всей жизни Гоголя. Понятно, что в стране, где существует самодержавная власть, передающаяся по наследству, воспитание наследника, а
