проповедником, одним из пропагандистов янсенизма. Именно благодаря деятельности Сен-Сирана это учение утвердилось в монастыре Пор-Рояль и привлекло многих сторонников. Упоминание Ле Турне и Сен- Сирана, двух видных деятелей янсенизма, заставляет предположить, что и мадемуазель Абер придерживалась этих взглядов.
В театре «Комеди Франсез» (в XVIII в.) перед поднятием занавеса играл небольшой оркестр, состоявший из пяти скрипок и пяти других инструментов. Однако для Жакоба игра даже этого скромного оркестра была в диковинку.
Мода пользоваться лорнетом была широко распространена на протяжении всего XVIII в., перейдя затем и в XIX в. Мерсье писал по этому поводу в «Картинах Парижа»: «Париж полон безжалостных людей, которые внезапно останавливаются перед вами и уставляются на вас упорным и самоуверенным взглядом. Эта привычка уже не считается непристойной, до такой степени она стала обычной. Женщин, когда на них так смотрят в театре или на прогулке, это не оскорбляет; однако, если бы это случилось в обществе, лорнирующего сочли бы за невоспитанного и дерзкого человека» (Л.-С. Мерсье. Картины Парижа, т. I, стр. 370). Что касается обычая вязать в театре, то он возник лишь во второй половине XVIII в., когда под влиянием пропаганды буржуазных идей светские женщины стремились казаться добропорядочными матерями семейства и без устали вязали в гостях или в театре.
Канцелярский чиновник или служащий.… в партере. – Как и в предшествующие века, в XVIII е. в партере не было сидячих мест; в партере стояли, причем часто в страшной тесноте и духоте. Вместе с тем, публика партера была наиболее непосредственной и живой; не от лож, а именно от партера зависел успех или провал пьесы.
Действительно, театральные нравы эпохи были описаны в целом ряде художественных произведений, в частности в романе Жака де Ла Морльера (1719–1795) «Ангола» (1746), в котором под покровом ориентализма (роман имел подзаголовок: «Индийская история») давались сатирические зарисовки литературной и светской жизни Парижа. Роман Ла Морльера был довольно популярен, в 1785 г. он был переведен на русский язык Василием Вороблевским.
В XVIII в. представители аристократии снимали или покупали небольшие загородные домики, где устраивали любовные свидания или дружеские пирушки. Один из таких укромных домиков описан Шодерло де Лакло в «Опасных связях» (см., например, письмо 10 и др.).
Мушки. – В царствование Людовика XV у светских женщин вновь вошли в моду всевозможные помады и пудры, а также мушки, которые делались из черной жатой тафты, имели разнообразную форму и размеры. Светские дамы постоянно носили с собой специальную коробочку для мушек, т. к. они часто отлеплялись, а их требовалось много – по пять-шесть штук сразу. В зависимости от того, куда прикреплялись мушки, они имели определенные названия, например, прилепленная к щеке называлась «галантной», около губ – «кокеткой», в углах глаза – «страстной», на носу – «дерзкой» и т. д.
Речь зашла о картах. – Карточные игры были в моде в светских кругах на протяжении всего XVIII в. (как и во второй половине XVII в.). Обычно играли в пикет, тарок, экарте; особенно популярен был ландскнехт. Но он был игрой примитивной и откровенно азартной. В приличном обществе с ним соперничал в популярности ломбер, очень сложная карточная игра, возникшая, очевидно, в Испании. В ломбер играют три человека колодой в 40 карт (обычная колода, из которой вынуты восьмерки, девятки и десятки). Сдается по девять карт, остальные остаются в колоде. Один из партнеров ведет игру, он имеет право снести три карты и заменить их взятыми из колоды, он же назначает козыри. Он считается выигравшим, если возьмет пять взяток; он может взять и четыре взятки – и выиграть, если у его противников не будет на одной руке столько же взяток. В задачу противников играющего входит не дать ему взять нужное количество взяток. Невзятие четырех или пяти взяток называется ремизом.
Гано. – Противникам играющего важно иметь как можно больше взяток на одной руке, поэтому тот, у кого сильные карты, может попросить партнера не бить его взятку, а сбросить маленькую карту той же масти (иначе надо идти козырем). Слово «гано» и означает эту просьбу.
Величие Науки. – Хотя медицина сделала в XVIII в. известные успехи, на ее поприще продолжало подвизаться изрядное число шарлатанов. Поэтому в художественной литературе и изобразительном искусстве было немало сатирических портретов докторов и их доверчивых пациентов. Мерсье в «Картинах Парижа» отмечает появление особого типа светского доктора, своеобразного «петиметра от медицины», заботящегося о своем костюме и связях в обществе, но только не о здоровье больных.
Марэ было одним из старых районов Парижа. Оно расположилось на правом берегу Сены, напротив островов Ситэ и Сен-Луи. Здесь когда-то было большое болото (откуда и название), осушенное уже в XIII в. и занятое под огороды. В 1605 г. Генрих IV решил построить здесь городской квартал с «площадью Франции» в центре. Проект этот не был осуществлен, но район стал интенсивно застраиваться, в течение века здесь появились многочисленные особняки знати (в том числе знаменитые отели Роган-Субиз, Генего, Сюлли, Ламуаньон, Карнавале и др.). К району Марэ примыкает с запада квартал Сен-Жерве. Кроме аристократии в Марэ жило много интеллигенции, а также лавочников и торговцев (ибо рядом был центральный парижский рынок). Сен-Жерменское предместье известно уже с ранних времен (тогда здесь находился одноименный монастырь). Уже при Генрихе IV предместье Сен-Жермен становится самым аристократическим районом столицы; для Марии Медичи отстраивается Люксембургский дворец, возводятся особняки Фалькони, Лианкур, Монтемар и др. Особенно интенсивное строительство велось здесь в первой половине XVIII в., когда на этой территории, лежащей к западу от Латинского квартала, архитектор Жермен Боффран (1667–1754) возвел большое число особняков для разбогатевших откупщиков и финансистов. Судя по топографии «Удачливого крестьянина», Жакоб первоначально жил именно в этом районе.
