Борис и Василий вышли из пещеры.
Обоим было не по себе. Раньше думали, – какая радость, если зверь очнется, а теперь не находилось слов.
Борис разомкнул цепь.
В тот же миг услышали звон: лопались провода, мамонт сделал шаг. Это был тяжелый каменный шаг – громада двинулась к выходу.
Методически поднимая и опуская ноги, прошла по откосу, камни стонали под тяжелыми шагами, – приблизилась к проруби и опустила хобот в воду.
– Что же теперь будем делать? – шепотом спросил Василий.
– А я почем знаю? – так же шепотом ответил Борис.
– Эта гора разнесет нас вдребезги…
Животное утоляло жажду, со свистом втягивая воду в хобот и отправляя струю в пасть. Проходили минуты, час. Свистящие звуки не прекращались, будто у проруби работал механический насос.
– Обопьется, – тревожился Борис, – надо отпугнуть его от проруби!
– Попробуй… так отпугнет, – возразил Василий.
Видимо, жажда была велика, животное – это была самка – не могло оторваться от воды.
– Эй!.. – не выдержал Борис.
Животное повернуло голову, попятилось и… рухнуло на бок – на ветки, приготовленные для костра.
Друзья подбежали в страхе, думая, что все кончено. Но бока животного ровно вздымались, из хобота вырывалось сопение. Мамонт уснул. Борис и Василий тихонько натянули на гору парус: ночь все-таки морозная…
На утро, задолго до рассвета, Борис взял топор и ушел в лес, нарубив березовых прутьев с набухшими почками, – для мамонта еда подходящая, – повернул назад. Огибая мыс, услышал Василия, говорившего с кем-то вполголоса, повторявшего одно и то же слово. Борис удивился, опустил оберемок, осторожно глянул из-за скалы.
Громадный зверь стоял на ногах и чуть шевелил хоботом; Василий – шагах в пяти от него – что-то протягивал исполину и ласково скороговоркой лепетал:
– Маша, Маша, Машуля, Маша!..
Мамонт двинул хоботом и тоже, видимо, вполголоса, хрюкнул в сторону Василия так, что тот присел на месте, – от неожиданности ли, от страха – Борис не понял. Предмет выпал из рук и рассыпался по снегу. «Пачка галет!» – улыбнулся Борис и поднял прутья.
Подкрепление пришло вовремя. И моральное и материальное.
Василий не ожидал такого звука от мамонта, а зверь, преспокойно сглотнув галеты, глядел на него, словно требовал еще. Борис бросил ему оберемок, он осторожно, выбирая по две-три веточки, стал закладывать их в пасть.
Василий рассказал, что произошло.
Он готовил завтрак, как вдруг услышал позади сопение.
Обернувшись – обмер: гора двигалась на него. «Раздавит! – подумал. – Расплющит, как котлету!..» Чтобы задержать зверя, швырнул навстречу первый попавшийся предмет – алюминиевую тарелку. Тарелка шлепнулась дном кверху.
Мамонт остановился, стал переворачивать, исследуя, что такое.
Это дало Василию время опомниться. Он схватил пачку галет и попробовал заговорить с животным, которое, оставив тарелку, имело, видимо, желание познакомиться с ним поближе. Что из этого вышло – Борис видел и слышал.
– Значит, Маша? – спросил он, смеясь.
– Мамонтиха ведь, – сказал Василий.
– Так и будет, пусть – Маша, – согласился Борис.
Животное было занято кормом и не обращало на людей внимания.
– Этого не хватит, – сказал Борис, – пойдем еще.
Ходили дважды, принесли гору ветвей. Маша ела так же деликатно – отправляла в пасть по дветри веточки.
Через несколько дней первобытный зверь и люди освоились друг с другом. Маша оказалась вполне приятной особой: отсутствие страшных бивней придавало ее физиономии добродушие, даже кротость, маленькие глазки посматривали насмешливо, с хитрецой.
Тысячелетняя спячка сказалась на ней: она будто забыла прошлое, а навое, действительно, открывала заново; остались только главные побуждения – есть, пить и чувство стадности. Она тянулась к живому, а так как живыми были Борис и Василий, не отходила от них и от лагеря, тем более, что друзья заботились о ней, и она это чувствовала. Конечно, со временем в ней должно было проснуться прошлое, но сейчас это был добрейший зверь; подходить, правда, страшно: четыре метра высоты, с полутораметровым хоботом, – и ребята старались не докучать ей. Так между ними установилось дружеское взаимопонимание. Когда шли в лес за кормом, она следовала за ними, обламывала ветки, питалась, но стоило повернуть к стоянке – возвращалась за ребятами, как тень.
Между тем, пора было думать о возвращении.
– А вдруг не пойдет? – тревожно спрашивал Василий.
