Александр подошел к постели. Янтарь был укрыт до самой шеи белым покрывалом. Поверх покрывала лежала спутанная светлая борода. Кровавая полоса тянулась через морщинистый лоб.
– Я просил уйти врача, потому что никто не поймет меня, кроме вас, – начал Александр. – Остальные могут обвинить меня в бесчувственности, одержимости, эгоизме… Но мы можем говорить друг другу правду. Вы летать больше не будете.
– Так…
– Наш экипаж не пускают в поиск, – тихо сказал Александр. – Дайте нам ваше право второго полета… И мы полетим.
– На Леду? На «мою» планету? – Янтарь не пошевелил ни руками, ни головой, только радостно вспыхнули его глаза. – Вы решили?
В этот миг он увидел, наверное, синий мир так и не разгаданной до конца Леды, развалины бирюзовых городов и белые горы, вставшие над фиолетовыми грудами непроходимых лесов, окутанных ядовитым сизым туманом. Но сразу вспомнившуюся картину закрыло строгое и напряженное лицо Александра.
– Нет. Конечно, не на мою, – глухо произнес Янтарь.
– Каждому светит своя звезда, – сказал Снег.
Он сел у постели и коротко рассказал все: про последнее сообщение с «Глобуса» о загадке Желтой Розы, про план свободного поиска, который возник у пяти астронавтов, про последний разговор с Ротайсом.
– Леда ждет археологов. Мы же разведчики. Мы хотим найти планету, где воздух, как на Земле. Людям нужны такие планеты.
Янтарь закрыл глаза.
– Хорошо… Ваше право.
– Он не поверит, – возразил Александр, вспомнив бесстрастное бледное лицо Ротайса.
– Возьми мой значок. В синей раковине, на столе.
В раковине, найденной на Леде, лежал золотой значок с синими звездами и надписью «Поиск».
Александр взглянул на значок, потом на раненого астронавта.
Впервые за эти дни ему изменила твердость. Он сжал зубы и опустил протянутую было руку.
– Возьми, – повторил Янтарь. – Ты прав.
– Выбей окно, – попросил он, когда Александр зажал в ладони значок. – Нет, не открывай, а разбей стекло… Оно старое, очень хрупкое.
– Хорошо, – сказал он, когда зазвенели осколки.
Александр выломал за окном большую ветку, и в комнату вошел солнечный луч.
– Счастливого старта, – проговорил Валентин Янтарь, стараясь подавить нарастающую в груди боль. – Пусть вернется на Землю каждый из вас.
– Это удается редко.
– Потому и желаю…
У выхода Снег встретил Ротайса и показал на раскрытой ладони значок. Ротайс слегка пожал плечами и наклонил голову. Это означало скрытое возмущение поступком молодого астролетчика и в то же время – вынужденное согласие. Никто в Солнечной системе не мог отвергнуть права на второй полет; космонавт, открывший новую планету и вернувшийся на Землю, мог вторично отправиться в любую экспедицию и в любое время, на любом из готовых стартовых кораблей. Он мог также уступить это право другому капитану.
В одну секунду Александр вспомнил вдруг лицо Янтаря – знаменитого капитана «Поиска», его морщинистый лоб с кровавой полосой и глаза, синие, словно отразившие фантастический мир Леды.
«На Леду? На мою планету? Вы решили?» Но старый астронавт понял Александра. А Ротайс?
Александр обернулся и сухо сказал в спину Ротайсу:
– Сообщите Восточному космопорту. Мы выбрали «Магеллан». Он больше всех сделал для этого полета. А улететь ему было труднее всех. У каждого на Земле оставались родные. Но, кроме родных, у Снега оставалась девушка, у него одного.
Со стороны казалась странной эта молчаливая дружба. Их не часто видели вместе. Они резко говорили друг о друге. О любви их знали только друзья…
За неделю до старта Александр встретил ее в молодом солнечном саду, там, где сейчас Золотой парк Консаты. Ветер рвал листья, и солнце плясало на белом песке аллеи. Девушка молчала.
– Ты же знала: я астронавт, – сказал Снег. Он умел быть спокойным.
Перед стартом он отдал ей золотой значок.
…Однажды, случайно заглянув в кают-компанию «Магеллана», Георгий увидел, как Снег достал и поставил перед собой маленький стереоснимок. Он смотрел на него не отрываясь. Молчал.
– Я убрал бы этот снимок навсегда, – сказал Георгий, Александр взглянул на него не то с насмешкой, не то с удивлением.
– И думаешь, все забудется!
Он закрыл ладонью глаза и несколькими резкими штрихами карандаша с удивительной точностью набросал на листе картона черты девушки.
