женщину с двумя корзинами; та неловко упала на бок. Корзины упали, одну в толчее тут же кто-то ловко подхватил, и корзина исчезла. Я успел схватить вторую и помог женщине подняться. Пока она, ругаясь, отряхивалась, я стоял рядом. Наконец она привела себя в относительный порядок, и мы отошли от потока людей чуть в сторону. Извинившись ещё раз, я отдал ей корзину, сказал, что вторую кто-то схватил и унёс.
– Да видела я, – с досадой произнесла она, – татей полно, грешным делом я подумала, что и ты из таких, да не похож. Ладно, Бог с ней, с корзиной – там только овощи были. За то, что уронил меня, неси корзину до дома, тяжела больно.
Придётся нести, виноват. Мало того, что женщину толкнул, пусть и нечаянно, так она ещё и корзины лишилась.
Шли квартала четыре, правда, длинных. Подошли к двухэтажному деревянному небольшому дому за забором. Женщина открыла ключом калитку, я вошёл во двор и перевёл дух, поставив корзину на землю.
– Заноси на крыльцо, помощник. Давай хоть квасом али сбитнем угощу.
Мы зашли в дом. Пока хозяйка ходила за квасом, я огляделся. Мужских вещей нигде не было видно, знать, вдова или незамужняя. Хотя откуда у незамужней свой дом?
Хозяйка вынесла корец с квасом, и я выпил. Хорош квасок – холодный, ядрёный, аж язык щиплет.
– Как звать-то тебя, помощник?
– Юрием.
– А меня Дарьей. Чем на жизнь промышляешь?
Я смутился:
– Да пока ничем.
– А живёшь где?
– Жил в Москве, да давно дома не был; вернулся, а в Москве пожар был, многих домов нет, да и улицы нет.
Дарья оценивающе оглядела меня.
– Ко мне пойдёшь по хозяйству помогать? Вдова я, год как мужа схоронила; плохо бабе одной в доме: где забор поправить, где крышу подлатать, да и страшно одной по ночам.
– Чего же слуг не наймёшь?
– Да нанять-то можно, только где я денег на всё возьму? Муж был – жили в достатке, он купец был. А как его не стало, быстро деньги кончились. Ежели согласен, комнату для жилья выделю, кормление за мой счёт, а вот денег дать не смогу, нету.
Были ли у меня варианты? И жить где-то надо, и есть что-то. Поживу пока, а там огляжусь – видно будет. Я согласился.
Дарья проводила меня в одну из комнат на первом этаже, сама хозяйка жила на втором. Я снял косуху, повесил её на деревянный штырь на стене. Больше никаких вещей у меня не было.
В углу висело зеркало, я подошёл и посмотрелся. Матерь Божья! Зарос щетиной, глаза впали, нечёсаные волосы. Бомж, да и только. Выйдя в коридор, окликнул хозяйку. Она выглянула из дверей кухни.
– Хозяйка, не найдётся ли гребня? И как насчёт помыться?
– Гребень сейчас дам, от мужа остались, а баню сам натопи – в углу двора она, и воды наноси.
Сначала я натаскал в баню воды из колодца. Тяжеловато, вёдер сорок вылил в большой железный чан. Это не в городе: открыл кран – горячая, второй повернул – холодная. Пока вуротом из колодца вытянешь ведро, перельёшь воду в деревянную бадейку, которая и пустая килограммов на пять тянет, да отнесёшь в баню, перельёшь в чан – будь здоров вспотеешь.
Затем настала очередь дров. Берёзовые чурбаки лежали в дровяном сарае; их надо было наколоть, снести в баню, развести огонь и следить, чтобы он не погас. Самое сложное было – развести огонь. Я не курил, зажигалки и спичек у меня не было. Что за мужик, если огонь добыть не может. Через минуту размышления я набрал лучин, сбегал на кухню, где кашеварила Дарья и, вернувшись с горящими лучинами, зажёг огонь под чаном с водой. Присел на полку, задумался. Хорошо, что здесь кухня была рядом, а как зажигают огонь вне города, скажем, в походе? Надо как-то узнать у местных.
Хуже всего, когда не знаешь житейских мелочей, это выглядит странно. Снова отправился в баню, подбросил дровишек, положил в бадейку берёзовых веников, что висели в предбаннике.
Это я знал ещё по совместным походам с Женькой в Сандуны. Как-то теперь Женька, что Юля делает? Для них ведь я пропал. Почему-то вспомнились милицейские объявления: ушёл из дома и не вернулся.
Вода согрелась, воздух в бане стал жарким, пора и помыться. Так, мочалки на стене, деревянные шайки на полке, это понятно. А вот чем грязь смывать? Мыла я не нашёл, или его здесь ещё не изобрели. Я встал в тупик. Надо идти к Дарье, хоть это и смешно выглядит, но надо спросить. Я зашёл на кухню, помявшись, сказал:
– Баня готова.
– Сейчас приду, – весело улыбнулась Дарья.
Я вернулся в баню, в предбаннике скинул футболку, джинсы и трусы и зашёл в парную; набрав в ковшик воды, плеснул на камни. Горячее облако пара чуть не перехватило дыхание. Взобрался на полку и прилёг. Надо попотеть, поры очистить. Я облился водой, слегка потирая себя мочалкой, и лёг снова.
Двери открылись, на пороге стояла Дарья. Ёшкин кот! Она была как есть нагая. Я слышал, конечно, что раньше люди мылись вместе в бане, семьями, дворами. Подготовив баню сегодня, я понял – почему. Дров и усилий ушло много.
Нимало не стесняясь, Дарья сказала:
– Я мужнино исподнее и рубаху принесла, твоё мыть надо. Вот щёлок, – она поставила глиняную корчагу с мелкой золой. Ага, вот что у них вместо мыла.
Дарья плеснула из ковшика на каменку водой, и всё заволокло паром. Дарья улеглась на вторую полку. Я лежал молча, не зная, как себя вести.
– Веничек возьми, обиходь.
Я взял распаренный веник, поводил над её телом, разгоняя горячий воздух, затем стал пошлёпывать веничком слегка, потом сильнее и сильнее. Дарья перевернулась на спину. Хороша! Налитая грудь, отличная попка, атласная кожа на упругих бёдрах. Соблазнительна, чертовка!
Я обиходил Дарью веничком, окатил тёплой водой. Мы поменялись местами, теперь она обрабатывала меня веником. В воздухе стоял запах берёзы. После, глядя, как Дарья намазывает и растирает себя золой, я сделал то же самое, смыл мочалкой, окатился водой и почувствовал себя посвежевшим и чистым.
Вышли в предбанник, обтёрлись приготовленными Дарьей полотенцами. Я натянул рубашку и подштанники, оставшиеся от мужа хозяйки. Тесноваты, маловаты оказались, при каждом телодвижении подозрительно потрескивали в швах.
На столе стояла корчага с пивом. После баньки – самое то.
Посидели, охлаждаясь после парной, выпили пива и пошли в дом. Я поблагодарил хозяйку за баню и пиво, отправился к себе. Какое блаженство – лежать чистым на мягкой постели. Когда всё это у тебя есть – не замечаешь; а стоит побыть голодным и поспать на земле – сразу вспоминаешь об утраченном. Уснул я мгновенно.
Далеко за полночь проснулся от какого-то шороха. Рядом с постелью стояла в ночной рубашке Дарья.
– Пусти погреться.
Я молча откинул одеяло, и женщина юркнула ко мне. Какое погреться, тело её было жарким, о саму греться можно. Не затем пришла.
Я начал покрывать её тело поцелуями. Женщина возбудилась, стала дышать шумно, по телу пробегала дрожь. Пора. Улёгшись сверху, осторожно вошёл. Дарья застонала от наслаждения.
Потом мы лежали полуобнявшись, разгорячённые, потные. Одеяло валялось на полу.
– Давно мне не было так хорошо, истосковалась по мужику. Уж год, как мой помер-то. Ты мне ещё на рынке приглянулся, решила, ежели не женатый, как-нибудь уговорю. В бане еле удержалась.
Дарья оказалась женщиной темпераментной, а мне – в охотку. Утром еле разлепил глаза, когда солнце уже било в окно, затянутое какой-то тонкой кожей.
