'и достался, как шакал, в добычу набежавшим яростным собакам.' Или бешеным собакам, забыл уже. В общем, вставили пророку, ученички деру дали, а варк разнесчастный в Бездну их, Голодные глаза где, кинулся.
Все так слезой и умылись, а Гро встал и ушел, и приза не взял, а после пропал у него голос. Мыкался, бедняга, и по скитам ходил, и ночами в места темные лазил, вернуть голос, а там хоть дождь не иди... И вернул, только молчит все больше, когда не поет. Знающие люди говорили – проклятый он, и нет ему смерти, ни первой, ни последней, пока петь может. Вот тогда-то они с Веромом и сошлись...
А ты лей его хватаешь, Слюнь обсосанный...
– Сам ты, – начал было вспухать притихший Слюнь, но осекся, глядя на приближающегося незнакомца в широкой накидке с капюшоном. Удав, не оборачиваясь, пододвинул ногой увесистую кирку и огляделся вокруг.
– Острой лопаты, – бросил незнакомец. – Где хозяин, мужики?
– Который? – заикнулся было Слюнь, глянул на одобрительно кивнувшего Удава и уже уверенно закончил: – Мы сами себе хозяева.
– Который? – протянул незнакомец. – Как его, Вером, что ли?..
– Занят, – бросил Удав.
– Занят, значит, – улыбнулся гость. – Ну ничего, подождем, разговор есть к Его Занятости...
Удав поглядел на провал, где часом ранее скрылся Арельо, и ничего не ответил.
ЛИСТ ДЕВЯТЫЙ
...Когда я очнулся, было два часа ночи. Я лежал на диване в крайне неудобной позе; шея затекла и болела. Голова немного кружилась, и во всем теле была ленивая гулкая слабость, как после высокой температуры. И это еще называется 'с меньшей затратой энергии'! Экстрасенс чертов, знахарь доморощенный!..
Я с усилием сел. Генриха Константиновича в комнате не было, а на столе у дивана лежала записка, в отличие от меня, устроившаяся вполне комфортабельно и явно гордящаяся аккуратным, почти каллиграфическим почерком:
'Молодой человек, после сеанса вы соблаговолили уснуть, и я не стал вмешиваться в ваши отношения с Морфеем. Дверь я запер, спите спокойно, дорогой товарищ. После сеанса вы можете себя неважно чувствовать – поначалу такое бывает, потом организм адаптируется и привыкнет. Зайду завтра вечером, если вы захотите – проведем еще один сеанс.
Ваш Г. К.'
Ночь я проспал, как убитый – и наутро самочувствие действительно улучшилось. Я пошел бриться, проклиная свою нежную, как у мамы, кожу – стоит на тренировке почесать вспотевшее тело, как потом три дня все интересуются девочкой с кошачьим характером или наоборот. Вот и сейчас, вся шея исцарапана, и воистину 'мучение адово', да еще 'Спутником' недельной давности!..
На работе все время клонило в сон, и я чуть не перепутал кассеты во время выдачи, но вовремя заметил. Раньше со мной такого не случалось. Надо будет сегодня воздержаться от сеанса. Хотя в этих 'выходах в астрал' eсть нечто такое... притягательное, что ли? Как наркотик. Попробовал – и тянет продолжать. Ладно, посмотрим...
15 мая. Только что звонил Серый. Нашу бывшую одноклассницу Таню Пилипчук нашли мертвой возле дома. Как раз после того дня рождения. Говорят, сердечный приступ. Это в двадцать семь лет... А у нее дочка, муж-кандидат... Надо будет на похороны съездить, неудобно. Куплю гвоздик каких и...
...За дверью была Бездна, и Бездна была – живая!
Мириады глаз – распахнутых, жаждущих, зовущих; беззвучный крик плавился, распадался в подмигивающей бесконечности, и пена ресниц дрожала на горящем, накатывающемся валу тянущихся зрачков. 'Ты – наш!' – смеялась бесконечность, – 'Ты – мой! Мой...' – взывал каждый взгляд, – 'Ты, ты, ты – дай...'
В последнее мгновенье Арельо Вером откачнулся от края пропасти и всем телом навалился на горячий камень двери, поддавшейся на удивление легко. Он стоял, отрешенно глядя в слюдяные блестки пористого, бурого сланца; дрожь, глухая дрожь медленно затихала в глубине его естества, и безумие сворачивалось в клубок под набрякшими веками.
– Теперь я понимаю, – пробормотал Вером. – Бедняга Су... Они не успели взять его тело, но разум... Разума он лишился.
Шлепанье бегущих ног растоптало тишину подземелий, и спустя некоторое время из-за поворота вылетел спешащий Гро. Лей звонко хлопал его по бедру, и свежий рубец кровоточил на испачканном, искаженном отчаянием лице. Увидя Арельо, он замедлил шаги и вскинул растопыренную ладонь, тыча ею вверх.
– Этого следовало бы ожидать, – покачал головой Вером. – Что Слюнь?
Гро ударил ладонью по ляжке.
– Удрал, паскуда! – скривился Вером. – А Удав? Что с Вяленым?
Гро молча отвернулся.
– Как же ты так, трехпалый?.. – прошептал Вером, бессмысленно потирая запястья. – Как же ты так... Пошли, Грольн, пошли... Наверх. Поминать...
Тяжкий рокот прокатился под сводами, и потолок галереи осел сплошной стеной каменных глыб. Кошачьей судорогой Гро бросил тело к Верому, и крайняя плита застыла локтях в трех от каблука его замшевого сапога.
Факелы дрогнули и погасли. Некоторое время царила полная тишина, только слышно было, как где-то с шелестом осыпается песок.
Вером наклонился, подобрал упавший факел, ища кремень, который всегда носил с собой; и застыл с согнутой спиной, не смея повернуться.
Шелест. Шелест осыпающегося песка.
– Не надо. Здесь и так светло. Здравствуй, человек Вером.
Арельо выпрямился и разжал пальцы. Факел вновь упал, и Гро уселся на песок у ног Верома, перебирая струны своего лея.
– Здравствуй, сотник.
– Я забыл, что это такое. Ты боишься, человек Вером?
– Нет. А ты?
– Я забыл, что это такое. Пора рассчитываться, человек Вером. Это мы призвали тебя в Сай-Кхон.
– Зачем ты разговариваешь с ним? – вмешалась женщина.
– Замолчи, Третья. Я хочу понять, почему мы выбрали именно его. У нас много времени.
– Время... Я забыла, что это такое, – сказала женщина.
Арельо огляделся. Они стояли в образовавшемся круглом зале с низким, провисающим потолком, и в конце зала, за спиной Верома, была – Дверь. Слюдяные блестки пористого сланца.
– Там, наверху, твой враг, – бросил Вером пробный шар. – Ангмар.
– Враг? – даже тени усмешки не было в пыльном голосе. – Мой?.. Третья склонилась над ним. Тебя это радует, человек Вером?
