– Да.
Лицо Арельо Верома изменилось, изменилось неуловимо и страшно.
– Да, меня это радует. Ты хороший мальчик, сотник. Был. И ты хороший Верхний. Стал. Играй, Грольн. Играй Слово Последних.
– Да, – кивнул Гро, вскидывая лей.
– Да, – сбитые пальцы тронули струны, и рубец на лбу налился теплой краснотой.
– Да, Сарт, – сказал Грольн Льняной голос, проклятый певец запретного.
'С-а-а-а-р-т!..' – простонала бесконечность за дверью; 'Сарт' – хрустнули суставы глыб завала; 'С-с- ссарт...' – и семь бесцветных неподвижных призраков встали у попятившейся в испуге стены галереи. Все Верхние были в сборе.
Мужчина и женщина отшатнулись назад, и властная ладонь исторгаемой леем мелодии толкнула их в грудь, отбрасывая, сдавливая, ставя на колени; Грольн выгибался над кричащими струнами, и силуэт стоящего над ним тек неуловимыми, зыбкими волнами – потертый камзол зеленого бархата, господин Арельо? – о, господин Арельо – это... кривая двусмысленная усмешка, деньги вперед, звякнувший мешок и мертвая хватка усталого бродяги, я мог бы сделать это силой, обида, обида и агатовый летящий плащ с тускло отливающей застежкой, и хмурый бесстрастный профиль в решетке древнего горбатого шлема с крыльями у налобника, шлема? – дурацкого рыжего колпака с бубенчиками, с выглядывающей жиденькой косичкой, пегим хвостиком, я больше не люблю шутить, Отец, не люблю!.. – юродивый, нищий, Полудурок, – Сарт...
– Пусть вершится предначертанное!..
Волны Слова катились, захлестывая дрожащую пещеру, сгибая к земле коленопреклоненные фигуры, превращая в статуи колеблющиеся тени Верхних, внезапным просветлением врываясь в мятущийся мозг безумного Су – бывшего салара Бьорна-Су, бывшего веселого маленького Би, бывшего блаженного Су – настигшего, наконец, того, за кем шел он годы и годы, и кого не мог он теперь, не имел сил, да и не хотел останавливать; и круги расходились по качающемуся, рушащемуся залу Сай-Кхона, круги от падающего камнем Слова Последних...
...И плыли они без конца, без конца,
Во мраке, – но с жаждою света,
И ужас внезапный объял их сердца,
Когда дождалися ответа.
Дверь раскололась – и Вечность засмеялась им в лицо...
ПРОЛОГ
Свежая вечерняя сырость сквозила в дыхании заката, мягкая детская сырость с привкусом дыма, молока, листвы одинокого дерева с бугристой корой и причудливо изломанными ветками; и редкие капли уже зашептались в оживших листьях. Дерево... Как зовут тебя, дерево? Человек подошел и обнял теплый ствол, прижавшись щекой к шершавой коре.
– Я человек, Сарт?
– Да, Эри. Человек.
– Тогда ты можешь объяснить все это по-человечески?..
Назойливое насекомое шуршало у самого лица, крохотный упрямый странник, с подрагивающими чуткими усиками. Сколько стоит твое существование, Живущий?
– У варка нет тени, Сарт – ты, ты был моей тенью, ты вел меня по немыслимому лабиринту моей жизни... Зачем?
– Мне нужен был Живущий в последний раз. Наш мир обречен, Эри. Что ждет в нем человека – человека, щедро разбрасывающего смерти ценой в один браслет, что ждет его в конце, в тупике? Пустота, Эри, гнилье – или возможность стать Не-Живущим. Хотя правильнее было бы сказать – Не-Мертвым... Что ждет в нашем мире варка? – судорожно мечущегося в поисках крови, круг за кругом, всю свою бестолковую вечность; салары, Знаки, казни за родство, нижние, Верхние, пустота, сын мой, пустота и гнилье – та же пустота и то же гнилье, да еще, к несчастью, вечное!.. Мне нужен был Живущий в последний раз, ценящий жизнь, как никто иной, мне нужен был ты – чтобы открыть Дверь.
– И для этого ты протащил меня мордой по всей щебенке, какая нашлась – от Калорры до Сай- Кхона?!.
Сарт покачал головой.
– Нет. Я не тащил тебя, я лишь помогал идти по предназначенным кругам, и первым из них был круг Одиночества. Ты вступил в него, выйдя из матери. Одинок среди сверстников, в казарме, в борделе, – ты встретил Лаик – и вошел в круг Потерь. Отныне сотнику Джессике цу Эрль было что терять – и он терял; женщину, веру, друзей – и готов был потерять жизнь. Только жизнь стоила тебе слишком дорого, и, всаживая лопату в могильный холм, подставляя горло под поцелуи Лаик, ты добровольно вступил в круг Предательства, уходом к варкам предавая людей, и предавая варков нарушением Закона.
– С тобой трудно спорить, Сарт.
Ветер. Ветер и небо. Чужой ветер, чужое небо...
– Трудно спорить. Наверное, это потому, что ты прав.
Ветер.
– Да. Я прав. И варк Эри был прав, войдя в круг Выбора, где рвали его на части умирающая правда человека и рождающаяся правда варка, – в грязи рождающаяся, в крови, и самим рождением своим неизбежно вводящая в круг Крови. Пряный круг – кровь, Эри, вкус ее, запах, сладкий страшный запах! – и сладкие, страшные метания истерзанного существа в поисках третьей дороги, выхода, в жгучем кругу Поиска; разорванного ножом, вошедшим в грудь старого Шора, и Словом, Словом Последних, найденным и бессильным. Ложь, всюду ложь – и круг Лжи встретил обманувшихся; ты лгал, Эри – лгал Верхним своим покаянием, лгал мне, любой ценой прорываясь в Верхние, и ложь твоя стоила существований Третьему и Седьмому, ушедшим в Бездну Голодных глаз, чтобы вы могли занять опустевшие места; и, наконец, ты лгал самому себе, зная в глубине сердца, что никогда – никогда не согласится Верхний варк стать человеком, и нет среди Живущих способного заставить его!..
– Дождь, Сарт.
Сарт запрокинул лицо, и ласковые влажные руки тронули его разгладившийся лоб, звякнули бубенчиками колпака, взбили фонтанчики пыли под ногами.
– Да, дождь.
– Мокрый... Это незнакомец, Сарт. Совсем другой дождь сидел на подоконнике, когда Молодой стучался в мою дверь, и я оттаскивал рычащего Чарму.
– Да, Эри. Мы открыли Дверь. Слово Последних, Эри, Последних, а не последнего – одиночество, потери, предательство, выбор, кровь, поиск, ложь; путь Живущего в последний раз, путь ночного варка, путь Верхнего, и Слово замкнуло последний браслет.
Ты спаситель, человек Эри, спаситель, открывший Верхним дорогу через Бездну и впустивший их в рай, рай для варков – мир, где все живут в последний раз; и ты, человек Эри, и спутница твоя, вы проживете здесь свои жизни и умрете. Навсегда. Ты вошел в новый круг.
– Дождь, Сарт... Мир вокруг нас молод, и одна жизнь – это так мало; но Слова, Отец, Слова и Знаки, и, может быть, Вечным не долго осталось ждать изгнания из озверевшего рая. Я знаю, Сарт.
– Да. Ты знаешь. Девять ночей Верхние искали тебя, и ждала Лаик – я не ждал и не искал. Ты знаешь. И рай скоро озвереет. Девять выпавших ночей, девять желтеющих листков с дерева будущего... Возможно,