поднимаясь, едва удержался от крика, перед глазами плыли белые мухи.
Ясно, через окно и крышу, как он пришел сюда, уйти не получиться. Значит, надо вниз…
Бедняжка Ганна все не могла успокоиться. Боялась она не столько оборотня, хотя его-то она конечно боялась, — сколько тех, кто только что ушел. Оставив хозяйку сидеть в напряженной неловкой позе на лавке внизу, Ганна прокралась наверх.
Огарок свечи грозил вот-вот потухнуть, и Ганна трепетала всем своим тщедушным телом. Когда же в коридоре в ее сторону качнулась темная фигура, она не закричала. Она заголосила так, что любой, — оборотень ли человек, — ударился бы в панической бегство от этого звука. Но истерический вопль так и не прозвучал в полную силу, оборвавшись придушенным всписком, — потому что благочестивая вдова Марта, возникнув рядом отвесила ей не по-женски сильную оплеуху.
— Цыц! Язык отрежу! Марш спать.
Ошеломленная Ганна вспорхнула в свою каморку на чердаке.
— Видать, вы и впрямь ведьма, — внезапно усмехнулся волколак.
— А какая теперь разница, — устало вздохнула Марта.
Он оттер рукой кровь со щеки. Оно верно. Как-нибудь ворвутся такие добрые соседи, — и запылает весело благочестивая вдова. Лучше б она и вправду была ведьмой, может и нашелся бы какой дьявол — заступник.
Марта истолковала его жест по-другому — Умыться тебе б надо.
— Звать — то тебя как? — в кухне кружевница кивнула ему на кадушку с водой и протянула полотенце — Ян Лют.
Вдова только вздохнула.
Он без стыда скинул рваную рубаху и плеснул в лицо водой. Марта чинно сложила руки. Лют оказался молодым, крепко сбитым парнем самой воровской наружности, поджарый, жилистый, с буйной черной шевелюрой и нахальным прищуром лешачьих глаз.
От него веяло силой — не дикой силой нечеловека, а обычной здоровой мужской силушкой. Марта поспешно отвела взгляд. Видать и правда давно у тебя мужика не было! А по-честному — так и никогда его настоящего-то и не знала…
Прижимая полотенце к порванному боку, Лют сел напротив.
— Чем и благодарить-то тебя хозяйка?
— Скажи лучше, почему в мой дом полез, — вместо ответа поинтересовалась Марта.
— Мимо проходил, — оскалился Ян, — забор низкий, ставни хлипкие. Дай, думаю, загляну. Живет баба одна, тихо, кто искать станет.
Марта горько усмехнулась и достала хлеба, сыра козьего, яблок, поставила на стол наливку сливовую.
— Милости прошу, оборотень.
Волколак сверкнул крупными белыми зубами и не заставил просить себя дважды, искоса поглядывая на хозяйку. Вот так баба! Ворвались посреди ночи, с постели вытащили, едва поленьями сухими не обложили, а она сидит и незваного гостя, который может и чудовищем обернуться, хлебом — солью потчует! Лют восхищенно покрутил головой.
Марта тем временем и сама себе удивлялась. Видно так крепко соседей своих испугалась, что на чужака страха уже не осталось.
— Пойдем, где спать покажу.
Наверху достала из сундука добротную одежду.
— От мужа? — усмехнулся Ян.
Марта кивнула. Рубаха покойного Михала была ему коротка в рукавах и колом висела на отнюдь не хилых плечах. Ян прикинул, что видать покойник напоминал нечто среднее между боровом и бочонком, покосился на вдову, — эх, не по голове шапка!
Вернувшись к себе, Марта подумала и задвинула засов на двери, что бы лишний раз обозначить преграду между собой и чужаком. Да только оборотню было не то того.
Он повалился на постель, блаженно вытянулся, уже даже не морщась от боли в боку, и сразу же канул в глубокий сон, едва успев подумать: «От свезло, так свезло…».
Его разбудило звериное чутье, не раз спасавшее шкуру, и осторожное прикосновение.
Ян вскинулся спросонья, руки сами сомкнулись на мягкой плоти, подмяли под себя, прежде, чем волколак открыл глаза. Лют окончательно стряхнул с себя остатки сна и обнаружил под собой вдову Марту, полностью одетую так, как будто она собралась к заутрене. При этом одна его рука стискивала тонкую шею, а вторая прижимала заведенные над головой руки к постели. Он несколько смущенно разжал сомкнувшиеся пальцы, и на горле немедленно проступили красные пятна. Кружевница лежала молча, не шевелясь, без тени страха в глазах. Ян ухмыльнулся, заглянул в округлую глубину корсажа и с сожалением отпустил женщину.
Марта, едва совладав с самыми непотребными мыслями, в которых вот этот конкретный парень принимал самое деятельное участие, спокойно поднялась и поправила платье.
— Ай, сударыня ведьма, хорошо ли спали?
Обнаружив, что хворостом никто не обкладывает, на кол не тянет, Ян пришел в самое хорошее расположение духа. А вот Марту его слова задели куда больше, чем откровенный взгляд.
— Светает, — строго сказала она, — скоро прислуга встанет. Уходить тебе пора.
Ян кивнул скорее себе, чем ей. Хороша баба, да жизнь дороже.
Спускаясь за ней по сонному дому, Лют еще раз подивился, как бесшумно ступает вдова. Марта выглянула в окно на лестнице.
— Никого. Поторопись, не ровен час, заметят.
Ян спустился вниз, и уже было выскользнул за дверь, но зачем-то обернулся, поклонился хозяйке.
— Благодарю за кров, за хлеб.
— Иди с богом, — вздохнула Марта, не задумываясь, как прозвучит это для того, кого считают нелюдем.
Ян бросил на нее странный, несколько удивленный взгляд и скрылся в утренней дымке.
Никто из них не заметил, как в переулке мелькнула чья-то фигура.
Гостиница, где Янош Лют остановился всего день назад, располагалась в квартале, где дозор показывается не часто. Гостиница эта не отличалась ни удачным местоположением (хотя, смотря что считать удачным?), ни строгостью нравов (опять же вопрос — каких именно нравов?), ни достоинством постояльцев (тоже вопрос спорный). Здесь не слишком интересовались чужими делами. И все же Ян почувствовал досаду, когда не получилось проскользнуть незамеченным. На заднем дворе он вплотную столкнулся со зверообразным хозяином кабака, ласково прозываемом Малыш Карл.
«Что ж вам всем не спится в такую рань!», подумал Ян.
— Нагулялся? — поинтересовался Малыш Карл.
— Нагулялся, — лаконично отозвался Ян.
— Ну-гу, — пробурчал хозяин заведения, — Я слыхал в городе шумели чегой-то.
Глазки его при этом смотрели вовсе не с обычным тупым безразличием к окружающему миру.
— Шумели, — согласился Ян, — да мне-то что?
— Ну-гу, — опять пожевал бородищу Карл, не торопясь уступать дорогу, — Слыхал, монаха ночью кончили? Из этих…
— Нет, — равнодушно отозвался Ян.
Он по праву гордился тем, что может поклясться на Библии в правдивости каждого своего слова. Он ведь действительно не слышал об убийстве монаха.
— Говорят, оборотень порвал.
— Брехня, — Ян наконец протиснулся внутрь.
— Щуп видел.
— Этот что ли?
Проследив за кивком Малыша Карла, Лют покосился на сине-зеленого субъекта.
