очевидно по знакомым очертаниям склонов. Остался только ледник и выход в долину. Пять-шесть часов – и я на заставе! Спуск уже не так сложен, но теперь уже в одиночку. «В ночку в одиночку», как бы сказал Миша. Можно ли его оставлять здесь в таком состоянии. Ясно, что именно здесь – нельзя, слишком опасно! Выйти из этой камнепадной ловушки! Нашатыря нет, промедола[33] тоже... Попробую обычный спирт, немного на ватку – и к носу...
Миша, кажется, стал медленно приходить в себя. Веки чуть задрожали и глаза постепенно открылись.
– Мишка, Мишка, ну как же ты? Как?..
По взгляду Ак понял, что надо наклониться, – Миша мог говорить только слабым шепотом:
– Больно... больно очень...
И в изнеможении закрыл глаза.
– Милый! Я дам тебе немного спиртяшки. Может, полегчает!
Весь остаток спирта, чуть разбавив снегом, Ак дал выпить Мише. Тот слегка успокоился, приняв дозу спиртного.
Надо уходить отсюда! Как бы в подтверждение этих слов сверху раздался мощный гул и Ак понял, что «оттуда» идет что-то очень крупное! И «это» увидел уже издали: огромный монолит, обломок скалы, падал в окружении целого роя мелких и крупных камней, высекая под собой искры даже из скалы под снегом. Ак резко прикрыл собой товарища. Если суждено, то вместе!..
Обломок, размером с большегрузный контейнер, пропахал бергшрунд метрах в сорока. На друзей обрушился поток снежных брызг. Ак обнял Мишку и шептал:
– Пронесло! Живем, Миха!..
И у обоих – слезы...
– Скорей, скорей отсюда! Отойти хотя бы метров на сто!
Подстелив спальный мешок и переложив на него Мишу, Ак по крутому выкату стащил его на руках, стоя лицом к склону, аккуратно придерживая со стороны ног. При толчке, сотрясении, тот глухо стонал, жуткой болью отдавался каждый шаг продвижения. После выката Ак медленно потащил товарища, выбирая для движения наиболее ровный участок снега без волн и застругов. Вздохнул свободнее только когда отодвинул товарища метров на триста от рокового ската и сходил за оставленными рюкзаками, веревками, снаряжением.
Что же дальше? Наверно, надо «рвать». «Рвать» одному за помощью? Один ты ничем не поможешь! У тебя ничего нет! А Миша? Продержится ли он здесь еще часов десять-двенадцать, а может, и все двадцать? И рвать ли сейчас, глядя в ночь, или отправляться утром? Надо побыстрее! Быстрее! Миша может «уйти». Уйти совсем! И если он уйдет здесь, без меня. Это будет пятно на совесть на всю оставшуюся жизнь. А если «это» случится с ним здесь, со мной, из-за того, что я не смог помочь? Много ли лучше? Ясно, что транспортировать его в таком состоянии нельзя, – это уж точно его доконает!
Ак наклонился:
– Иди, иди, Леша!.. Мы должны спасти всех!.. – шептал Миша.
Собираясь, Леша с трудом сдерживал рыдания. Он обложил больного снежными кирпичами, прикрыл сверху полиэтиленовыми накидками, не без труда закрепив их края прижимом лыжных палок и снега. На дно укрытия уложил коврики и веревку – под голову. Завернул Мишу в два спальных мешка, а ноги дополнительно утеплил рюкзаком, использовал все теплые вещи из своего рюкзака, включая пуховку.
– Я прорвусь, Миша! Я прорвусь! Я вернусь живой, со спасателями! Постараюсь быть уже на рассвете! Миша! Миша! Только продержись!..
Оставил Мише сухарь и малюсенькую горстку изюма, – последнюю «заначку», которую хранил на самый крайний случай. Все, что оставалось. Надел опустевший рюкзак, в котором из тяжелых вещей лежала только вторая веревка. Уже стояли густые сумерки, когда Ак пошел, надеясь до полной темноты пройти хотя бы половину огромного заснеженного поля ледника. Шел, падал, вставал и снова шел! Откуда только брались силы сжимать зубы! Надо дойти!..
Впереди ображилась небольшая ступень ската ледника от верхнего к нижнему плато. Ак сорвался на скате, но с трудом зарубился, остановился на крае разлома. Пролежал, отдыхая, минуты две... С каким напряжением дается каждое усилие! Опасно! Разрывы надо обходить! Ты не можешь сорваться! Вся надежда теперь только на тебя! Сколько еще времени и сил? Но на верном пути!..
Он не видел ничего, кроме этих разломов. Он шел, падал, вставал и шел где шагом, где на коленях, где ползком... Он не видел маленькой точки туристского бивака на широком снежном плато Кан-Джайляу... Пока оно вдруг все не озарилось кроваво-красным огнем...
Плато Кан-Джайляу
Лагерь из трех палаток на плато готовился ко сну. Андрей Шепитько вовремя остановил группу. Соваться дальше вперед не стоило: впереди виделись разрывы, и приближалась ночная темнота, следовало еще уточнить направление. Быстро разложились, приготовили ужин. Разговоры шли в основном о возможности завтрашнего поиска, о том, что случилось с последней двойкой участников: успела ли она уже спуститься, остановилась ли наверху, потерпела ли аварию. Напряженное ожидание овладело всеми, – здесь не могло быть равнодушных.
А час Инги еще не прошел!..
– Спасибо дежурным! Хороший ужин, правда, Инга! Суп с КЛЯЦКАМИ!.. Зубовными, – от аппетита!
– Макароны-САПОГЕТИ с ТРУШОНКОЙ...
– Как прогноз, Андрей? «В нос, иль без заноз»?
– Да не знаю. Надо бы спросить на вечерней связи. Но ведь от этого ничего не изменится. Если будет климатически-клизматический сюрприз, то его не отвернешь!
– Но все-таки легче, когда он ожидаем.
– Здесь к этому всегда надо быть готовым. Не Фанские горы![34]
Час Инги не прошел! И случайно в разговоре, над плечом Андрея ее зоркий взгляд чуть задел за маленькую черную точку, – там, километрах в полутора, на ледопаде. Ей показалось, что точка движется... Она задумчиво пригляделась... Нет, только показалось. Точка не двигалась. Камень или трещинка...
Андрей уже отошел, решив, что она занялась своими мыслями, да и у него дум хватало. Инга медленно повернулась и пошла к палатке. Ее душой овладело то приятное вечернее успокоение, которое приходит после трудного дня, в состоянии удовлетворения от тяжелой физической работы... Крутились мысли о разном, но среди них опять мелькнула мысль-воспоминание о сообщении Жени Берлиной. И эта мысль заставила внутренне встрепенуться и остановить отходящего Андрея! Недоработочек не надо! Без щербинок в душе и взоре!
– Андрей, дай-ка мне монокуляр!
– Зачем?
– Ну, надо, раз прошу!..
– Андрей! На ледосбросе верхнего плато вижу человека! Одиночка! Видимо, спускается! Наверно, это кто-то из них! Посмотри сам...
– Ну-ка. Да! Да! Внимание! Весенину и Ельцову срочно подготовиться к выходу! Кошки, обвязки, веревки!
– И мне! – сказала Инга.
– Пойдешь? Да уж без тебя не обойдемся!.. Слушаюсь, начмед!
Лагерь встрепенулся.
– Виктор, рацию! Степан, ты за старшего остаешься здесь. Минут через сорок-пятьдесят выйдите на связь и ждите, – я дам вам указание по рации. Да, чуть раньше, в 21–00 сообщи на базу, что мы заметили человека на ледоскате верхнего плато Кан-Джайляу и вышли четверкой навстречу. Пусть ближайший час ждут сообщений, а в 22–00 обязательно. Второй моей четверке за полчаса подготовиться к выходу. Как резерву Палатки пока не снимать! Все слышали?..
Андрей отошел чуть в сторону, упер конец ледоруба в толстый рант ботинка, глубоко присел и ударил по головке ледоруба бойком самодельной ракетницы. Над плато ледника ярко повисла красная звезда горящей ракеты, осветившая на несколько секунд снег тревожным кроваво-красным сигналом идущему: его заметили и приказывают остановиться, прекратить опасный спуск в одиночку.
