– Это видишь?
– Ну вижу, только я ни хрена не знаю, я к ним без касательства…
– Ладно, ладно, только ты теперь видел, что это не мы положили?
– Ну видел.
– Никому с барака не выходить, пока Семен не придет.
Один из Сашиных спутников остался у койки, второй стал у дверей; мы вышли наружу.
– Знаю я этого Семена. Сытый лоб. Бога с себя строит. Доходяг только так мордует. Если кто лишнюю миску баланды закосит – полжизни отнимает. Ну, теперь мы его сделаем.
Гоше и мне передавался его охотничий азарт. Ждать пришлось недолго. Повар – плечистый круглоголовый румяный парень лет тридцати – поздоровался с Сашей покровительственным баском.
– Приветик, пастуший капитан. Ты что, теперь уже и докторов пасешь?
Саша отвечал в том же тоне; спросил, как прошел ужин и еще что-то о кухонных делах. Тот отвечал уверенно, спокойно.
– Ну, бывай, пойду спать. Мне в ночь вставать на закладку…
– Приятных снов… Да, минуточку, хочу еще тебя спросить, вот у лекпома в стационаре позавчера пиджак украли и брюки. Говорят, кто-то из вашего барака покупал или сменял похожие вантажи… Ты не слыхал?
– Нет, мне это без интересу…
– Да ты постой, постой. Может, все-таки припомнишь, а? Может, подскажешь, где спросить?
– А чего я тебе буду подсказывать, если ни хрена не знаю.
В голосе к басовитой уверенности подмешивалось раздражение.
– А если мы найдем краденое в вашем бараке? Что тогда скажешь?
– Ни хрена не скажу. Я вкалываю, бля, по восемнадцать часов у плиты. У меня нет времени, бля, слушать, кто что купил, махнул, толкнул…
– Ну что ж, пошли, пошмонаем вместе. Пиджак мы все признаем, я сам его у доктора видел, интересная лепеха, заграничная. Такой один в зоне.
– А кто нам, бля, шмонать позволит? Ты кто? Опер? Или ордер имеешь? Я, бля, таких правов не имею.
Он пытался говорить уверенно, однако раздражение сменялось растерянностью, звучавшей и в том, как он зачастил блатной приговорочкой «бля». Мы вошли в барак. Увидев обоих охранников, повар заметно сник. Саша сказал жестко:
– В последний раз вот при людях спрашиваю: ты знаешь, кто здесь покупал краденые вещи? Не знаешь, значит будем шмонать! Это чья койка?
– Это не положено. Это, бля, против закона! Без начальства, без надзора шмонать не положено… Не буду.
– Не будешь?! Лады, мы сами управимся. Только стой, куда срываешься? Ты же спать хотел.
Повар двинулся было к двери, но самоохранники и Гоша, едва не дрожавший от яростного нетерпения, обступили его.
– Чего хватаешься? Какие у тебя права, бля? Вы кто, охрана, бля, или кто?
– Твоя койка?
– Ну моя…
– Тут все вещи твои?
– Мои.
– А это что? Тоже твое?
– Этта что?… Не знаю! Тут мой костюм лежал… А теперь, бля, чужие тряпки положили. Узнаю, кто, шкодник, кто, сука, мое взял, а чужое, бля, сунул, удавлю гада!… Так это может ваше (ко мне)?
– Да, украдено позавчера из мой кабины.
– Ну так ты, капитан, теперь у них пошмонай, может, там мой костюмчик, бля, подложенный. Мне чужого не надо, а мое, бля, отдай. Мой костюмчик новенький, получше этой лепехи и шкарят, бля, заношенных. На хрена мне такие вшивые шмотки, я б их и даром, бля, не взял.
Он старался восстановить самоуверенность, нагличал, даже ухмылялся. И я не удержался и ткнул кулаком в его ухмылочку… Он едва шатнулся, но потом картинно упал на разворошенную койку и надрывно взвыл.
– За что бьешь?… За что-оо?
Саша кивнул. Оба пастуха подхватили его с койки.
– Заткнись. Пошли, погуляем.
Они привели его ко мне в кабинку и там начали допрашивать. Саша бил кулаком в живот, в бока, ребром ладони по затылку, его подручные колотили палками по икрам, по заду. Спрашивали, у кого купил.
Сперва он сказал, что какой-то доходяга принес на кухню и он взял не глядя, дал хлеба, каши, махорки… Сразу не говорил правды, потому что испугался, никогда в такие дела раньше не путался…
