Сокровенной Тайны, и их жизни еще пригодятся тебе, Чэн-в-Перчатке.
Я тяжело вздохнул.
– А что скажешь ты, Сайид-на?
– Пусть едут, – отозвался Вардан Сач-Камал. – Они вольны в своих поступках. И их ведет свет истины Батин. Пусть едут.
Я молча развел руками.
– ...а я покажу вам дорогу.
Знахарка Ниру стояла у стены. Слезы в глазах ее высохли, губы были плотно сжаты. Она поглядела на меня в упор – и я поспешил отвернуться.
Моего согласия тут не требовалось.
– Спасибо, Ниру... Кстати, сколько их было?
– Не помню.
Ладно. За тем и едем.
– Ай, бедная я, горемычная старуха, побродяжка несчастная! – раздался у меня над самым ухом истошный вопль Матушки Ци. – Не бросайте меня, благородные господа, пропаду я здесь одна-одинешенька, чахлым стебельком завяну – а так, глядишь, и сгожусь на что, и дорога веселее покажется, и совет какой дам, да и вообще – не бывала я в тех краях, а давно уж собиралась, ох, давненько, только не выходило никак, а теперь вижу...
– Ушастый Демон У с ней! – рявкнул Кос. – Пусть ее едет... ведьма старая! Глядишь, язык шулмусы отрежут!..
– Вот спасибо так спасибо, благородные господа! – нимало не смутившись, затараторила Матушка Ци. – Вот спасибо разспасибо, прям-таки всем спасибам спасибо...
Я застонал и схватился руками за голову.
...Выезжали мы на рассвете. Семнадцать человек. Блистающих – больше. Собраны по-походному – провизия, малые и большие шатры, бурдюки с водой...
На окраине Мэйланя – я имею в виду город – я придержал Демона У, недовольно грызущего удила.
Ну вот, не так давно я точно так же выезжал из Кабира. Только нас тогда было двое. Я да Кос. А теперь... много нас теперь. Или мало? Смотря для чего считать и с кем мериться... И, разумеется, Юнъэр все передадут, как в свое время эмиру Дауду – тот же Лян и передаст – но...
На душе было тоскливо. Эмир хоть замуж за меня не собирался!
Да, неведомые якши и ракшасы добились своего – наша свадьба откладывалась на неопределенный срок. Если она вообще когда-нибудь состоится...
Прости меня, Юнъэр.
Прости меня, Чин.
Простите меня все, кому есть за что прощать Чэна-в-Перчатке.
Один я сейчас или не один – ну не умею я стоять спокойно против неба! Все куда-то еду, все чего-то ищу... все кого-то бросаю.
– Вперед! – закричал я, и из-под копыт Демона во все стороны брызнули мелкие камешки...
ПОСТСКРИПТУМ
...а проклятая деревушка сгорела почти мгновенно.
Нойон племени ориджитов, рыжеусый Джелмэ-багатур сперва взирал на это с весельем, потом равнодушно, и наконец – дергая себя за вислый ус и озабоченно хмурясь.
Гурхан Джамуха будет недоволен. Он ждет от осторожного и хитроумного Джелмэ путей через Кул- кыыз; путей, по которым способно пройти множество воинов. Гурхан Джамуха ждет от Джелмэ-багатура подробного рассказа об источниках, тайных тропах и заброшенных колодцах: он ждет от нойона племени ориджитов-следопытов многого, но он не ждет преждевременной паники в народе мягкоруких.
Плохо, что деревня так неожиданно вынырнула из-за холмов; и, наверное, все-таки хорошо, что деревянные дома с ширмами из плотной ткани вместо внутренних стен вспыхивали от первого прикосновения факела, как девственница шатров Хуул-джай, прибежищ мужчин в редкие часы отдыха, от первого прикосновения истосковавшегося воина.
Джелмэ-багатур задумался над тем, почему в шатрах Хуул-джай все обитательницы – девственницы (во всяком случае, поначалу); потом он сожалеюще поцокал языком, так и не раскрыв эту загадочную тайну, и вновь уставился на слабо чадящую деревню.
Еще немного – и даже дыма не останется от поселения мягкоруких. Это хорошо. Вдвойне хорошо – потому что воины-ориджиты все тела чужих погибших (своих погибших не было) бросили в огонь, и пламя жадно пожрало предложенную ему пищу. Пусть горят. Это лучшее, на что они способны.
Лучшее – потому что умирали мягкорукие легко и странно. Вряд ли воины племени ориджитов захотят хвастаться в родной Шулме сегодняшними подвигами. Сам Джелмэ-багатур трижды подумает, прежде чем рассказывать кому-нибудь о тринадцатилетнем подростке, бросившимся под копыта коня нойона с рогатиной наперевес, и о том, что прославленный багатур потратил на бешеного звереныша больше времени, чем тратил когда бы то ни было в жизни на одного бойца – пусть даже самого опытного.
Несколько раз рогатина, словно издеваясь, замирала то у лица, то у живота Джелмэ, и лишь когда нойон отсек мальчишке левую кисть – лишь тогда все стало на свое место.
Никогда не забудет Джелмэ-багатур то удивленное выражение, которое окоченело на лице подростка. Вот тогда-то Джелмэ поднял за волосы чью-то отрубленную голову, швырнул ее в огонь и завыл
