Женщина молча оказалась в углу – я позавидовал мягкости и скрытности ее скользящего шага – и поставила копье рядом с секирой Сач-Камала.
– Теперь вы, господа! – обернулся к родичу Ляну и Чандре-Дэву.
Те переглянулись, пожали плечами но отнесли мечи туда, куда было указано.
– Матушка Ци, будьте любезны, присоедините к ним свой Чань-бо!
Старуха повиновалась молча – за что я был ей безмерно благодарен.
Так, вроде бы все... без Но, Кунды и Сая я вполне обойдусь. Надо будет – позову.
Я зашел в угол – так, наверное, входят в клетку с пятнистым чаушем – где угрюмо выстроились Блистающие и Тусклые, и опустился на холодный пол. Моя правая рука лежала на рукояти Единорога. За поясом устроился Дзюттэ.
«Единорог, давай ты, – подумал я. – Если будет надо, я поддержу, но не будем их смущать и отвлекать от главного».
«Хорошо, Чэн», – был ответ.
И, отрешившись на время от мира людей, я вошел в мир Блистающих.
– Вы посмели явиться сюда! – услышал я гневный лязг, не предвещающий ничего хорошего, и понял, что это Юэ Сач-Камал. – Вы, предатели и клятвопреступники, посмели вновь придти в этот зал!
Кханда Вьячасена и Скользящий Перст понуро молчали.
– Все вы тут хороши! – бесцеремонно перебил его Обломок. – Посмели, явились... И вообще, сожженная деревня – это ваша работа!
– Наша? – искренне удивилось копье.
– А по какому праву, – упав на пол, загремел Юэ Сач-Камал, – заговорил ты, незваный гость, нарушая разговор Старейших?!
Кханда торопливо упал рядом с Сач-Камалом и звенящим шепотом что-то сообщил ему. Единорог-Я успел разобрать всего несколько слов – «Кабирский Палач» да «фарр-ла-Кабир» – после чего Кханда умолк, а Сач-Камал налился багровыми отблесками.
– Мы не имеем к сожжению деревни никакого отношения, – произнес он после долгой паузы.
– Не имеете? – вмешался Единорог-Я. – А Чинкуэда? Один из...
– Одна, – уточнил Юэ Сач-Камал.
– Неважно! Одна из вас! Ведь ты не станешь этого отрицать?
– Не стану, – к Юэ вернулась его прежняя невозмутимость. – Чинкуэда Кехая по прозвищу Змея Шэн была одной из нас и одной из выживших после подлого побоища...
Все-таки не преминул лишний раз уколоть!
– И это вы заслали ее в Шулму! – перебил его Единорог-Я. – Чтобы на клинках Диких Лезвий Шулмы в эмират вернулась Истина Батин! Разве не так?!
– Не так, – с некоторым удивлением ответил Юэ. – Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Да, Чинкуэда Кехая была среди нас троих, среди тех, кто спасся, когда эти, – он гневно сверкнул в сторону старейшин, – предали нас. Но мы не преступаем своих клятв! Мы не нарушаем Закон. И за это время мы ни разу не приносили жертв Прошлым богам. Мы искали тех, кто захочет последовать за нами. Нас должно было снова стать Двенадцать и Один. Но...
Он на миг замолчал.
– Но Чинкуэде, Змее Шэн, это пришлось не по нраву. Она жаждала мести, и это растравляло ей душу. И она убила двоих старейшин Совета, когда те ехали в Верхний Вэй. Двузубец Ма, Язык Кобры, упал с подпиленного Придатком Чинкуэды бревна в реку Цун-ли, а кинжал Ландинг Терус не выдержал боя со Змеей Шэн. И мы изгнали Чинкуэду. С того дня она со своими Придатками обитала где-то на солончаках...
– Мы ничего с тех пор не знаем о Змее Шэн, – сказало двухконечное копье.
– Мы не знаем, что такое Шулма, – сказал Юэ Сач-Камал.
– Мы не знаем, что произошло в сожженной деревне, – сказали они оба.
И я им поверил.
Сразу.
Безоговорочно.
– Вы узнаете, – ответил Единорог-Я.
– Но, Сай, Кунда, – свистнул в моей руке Единорог. – Идите сюда!
– Асахиро, Кос, Фариза! – крикнул я. – Идите сюда!
Они подошли.
Они рассказали.
Коротко и ясно.
И им поверили.
Сразу и безоговорочно.
