И это была она – бывшая мисс фон Швеппенбург, которая в одиннадцать часов вечера собиралась вернуться в дом Камдена с совершенно определенными целями.
Ведро передали швейцару, снабдив его указаниями для кухни, после чего великая княгиня Теодора и двое ее детей вошли в отель и скрылись в лифте.
Джиджи медленно добрела до угла вестибюля и опустилась в кресло. Нет, она не исключала возможности, что Камден уже завел любовницу и ей придется за него побороться. Она была готова вышвырнуть другую женщину (или женщин – во время трансатлантического плавания у нее было предостаточно времени это обдумать) из его постели, а если понадобится – то из его жизни.
Любую другую женщину.
Но что же ей делать теперь?
Глава 29
– Простите за бесцеремонность, лорд Тремейн, но думаю, из моей Консуэло выйдет отличная маркиза, – сказала миссис Вандербильт, урожденная Алва Эрскин-Смит.
– Не стоит извиняться, – ответил Камден. – Всем известно, что я чрезвычайно симпатизирую бесцеремонным женщинам. Но все-таки я вдвое старше мисс Ван-дербильт и, насколько мне помнится, связан прочными узами брака.
– Ах, сэр, вы такой джентльмен!.. – проворковала миссис Вандербильт. Но даже повадки южной красавицы не помогли замаскировать ее упорство и решимость. – А до меня то и дело доходят слухи, причем из самых достоверных источников по обе стороны Атлантики, что дни вашего брака сочтены.
Камден грустно улыбнулся. Похоже, спустя почти одиннадцать лет предсказания Джиджи начали сбываться. За последние недели миссис Вандербильт не раз заводила этот разговор. И она была далеко не первой, не второй и даже не третьей матроной с молоденькой дочерью, утверждавшей, что ее драгоценное дитя предназначено ему самой судьбой.
На протяжении всего обеда, который он давал впервые после возвращения из Англии, Камден чувствовал на себе острейшее внимание – словно он был разжиревший гусь, который вскоре превратится в паштет из гусиной печенки. Улыбки женщин были чересчур лучезарными, чересчур обольстительными. И даже мужчины, с которыми ему за последние десять лет не раз приходилось встречаться, теперь смотрели на него по-другому, то есть с искренним одобрением, хотя лучше бы они приберегли его для своих шестнадцатилетних любовниц.
– Ну так как, милорд, вы придете к нам на обед в следующую среду? – томно протянула миссис Вандербильт. – По-моему, вы не видели Консуэло уже добрых полгода. Она так похорошела и расцвела, так…
Двери гостиной отворились, вернее, распахнулись настежь, словно в них ворвался пролетавший мимо циклон, и на пороге возникла женщина с собачкой. Собачка – маленькая и хорошо воспитанная – клевала носом, с удобством устроившись у женщины на руках. Женщина – высокая и бесподобно прекрасная – с надменным видом взирала на собравшихся гостей; ее роскошные формы выпирали из тесных складок огненно-красного платья; шея и грудь сверкали россыпью рубинов и бриллиантов – не иначе как найденных в тайной сокровищнице махараджи. А на пальце ее левой руки совершенно не к месту красовалось скромное колечко с сапфиром.
– Это еще кто такая? – с некоторой досадой проговорила миссис Вандербильт.
– А это, дорогая миссис Вандербильт, – ответил Камден с ликованием, которое не мог, да и не хотел скрывать, – это моя законная супруга!
Джиджи никогда еще не чувствовала себя такой беззащитной, как сейчас, когда стояла перед толпой незнакомцев… и мужем, к которому через час явится любовница. Она уже заказала каюту на «Лучании», которая со дня на день отправлялась в обратный путь, и телеграфировала Гудману, чтобы тот подготовил к ее приезду дом на Парк-лейн. Телеграмма для миссис Роуленд – «Тремейн опять сошелся с великой княгиней Теодорой, в девичестве фон Швеппенбург» – лежала на бюро в ее гостиничном номере, но у нее так и не хватило духу ее отправить. Нет, не могла она признать свое полное и окончательное поражение, не вступив напоследок в отчаянный, пусть и заведомо обреченный бой.
И вот теперь на нее были обращены взгляды всех присутствующих, в том числе – взгляд Камдена. Лицо последнего выражало, с одной стороны, приятное изумление, а с другой – равнодушие, что отнюдь ее не вдохновляло. Она ожидала, что он представит ее гостям или хотя бы поздоровается. Но, не считая нескольких слов, которые он обронил, склонившись к своей соседке, ее муж упорно молчал, предоставив ей в одиночку бросаться в пропасть. Джиджи медленно обвела взглядом гостиную.
– Право, Тремейн, я была о тебе лучшего мнения. Это не дом, а сплошная безвкусица.
От высокого потолка гостиной эхом отразился дружный вздох.
Камден улыбнулся, и от этой скупой улыбки в душе его жены снова возродилась надежда.
– Дорогая миледи Тремейн, – обратился он к ней, – я совершенно точно помню, как говорил вам, что обед начнется в половине восьмого. Ваша пунктуальность оставляет желать лучшего.
– Мою пунктуальность или отсутствие таковой мы обсудим позже, с глазу на глаз, – с лукавой улыбкой ответила Джиджи. – А пока что можешь представить меня своим друзьям.
У Джиджи никак не укладывалось в голове, кто здесь Астор, кто Вандербильт, а кто Морган. Да этой не имело значения. У нее было богатство, которым они восхищались, и титул, которого они жаждали. Ее темперамент пришелся очень кстати среди этого цвета американской аристократии – людей целеустремленных и честолюбивых; независимость же обеспечила ей расположение дам, некоторые из которых одобряли идеи суфражисток.
Все мужчины глазели на нее разинув рты, и не одна рука потянулась к галстуку, чтобы украдкой ослабить узел. Чувственная энергия, исходившая от маркизы, была почти осязаема, и до самого конца вечера к ее мужу больше не приближалась ни одна женщина. Даже слепому было видно, что он с огромным трудом держится в рамках приличий и что если гости вовремя не разойдутся, то он овладеет женой прямо на глазах у гостей.
Под конец вечера Тремейн совершила и вовсе из ряда вон выходящий поступок. Отделившись от группы гостей, она вышла в центр зала и громко проговорила:
– Мне было чрезвычайно приятно познакомиться с достойнейшими представителями нью-йоркского
