– Это был вопрос чести. В тех обстоятельствах ты вынужден был так поступить, вот почему. А иначе ты вполне мог бы жениться на Люси Марстон. Люси Марстон! Как же хорошо я ее помню!
– Люси?! Да она не стоит твоего мизинца, Хенни, и никто из них его не стоит. Твоего мизинца, – повторил он. В голосе его звучали слезы. – Временами, не стану отрицать, я действительно сходил с ума на пару месяцев. Но это всегда был только секс и ничего больше. А это быстро кончается. С самой первой встречи я знаю, что это долго не протянется, – он на мгновение замолчал и нахмурился. – Я сам не намерен это продолжать.
Он явно страдал, но она стояла, возвышаясь над ним, и продолжала наносить удар за ударом.
– Выходит, ты обманывал и их, как меня. Ты обещал им любовь, но с самого начала не собирался выполнять своих обещаний. Да, благородный человек, ничего не скажешь…
– Мне стыдно, Хенни. Я часто совершаю поступки, которых впоследствии стыжусь. Но я никого не обманывал. Я всегда, с самого начала, говорил им всем правду, что у меня есть жена и я никогда ее не оставлю.
– Лишь добавляя при этом, что ты с ней несчастлив! Он застонал.
– Это были только слова, ничего больше.
– Понимаю. Скажи мне, что в конце концов заставило тебя все же расстаться с этой женщиной?
Дэн едва слышно проговорил:
– Я понял, что пора положить всему этому конец, что я должен повзрослеть наконец… хотя и довольно поздно… что я могу причинить тебе ужасную боль, чего я желал менее всего на свете.
– Подумать только, что если бы ты не был таким безалаберным и давным-давно выбросил бы это письмо, как поступило бы на твоем месте большинство нормальных людей, я так никогда бы ничего и не узнала!
– Хенни, пожалуйста, иди сюда, дай мне твою руку. Клянусь тебе, что все это ровным счетом ничего для меня не значило. Абсолютно ничего. Я отдал бы десять лет жизни, чтобы этого не было.
– Не прикасайся ко мне! Дядя Дэвид предупреждал меня с самого начала. О, Господи, он же меня предупреждал, но я ничего не желала слушать!
– Дядя Дэвид говорил тебе…
– Он сказал, что ты будешь изменять мне, что некоторые мужчины просто неспособны хранить верность одной женщине, и ты был из их числа.
Взгляд ее упал на росший в цветочном горшке на подоконнике плющ, который увивал все окно, ниспадая блестящим влажным каскадом, и она подумала: ты был моей опорой, такой же крепкой и надежной, как этот плющ, и вот ее нет, она вырвана с корнем и выброшена вон.
– Сука! – вдруг вскричала она. – Я бы убила ее собственными руками, если бы могла! Я бы узнала, где она живет, подкараулила бы ее в одну из ночей, схватила бы ее и, о Боже, с какой бы радостью я ее прикончила! – она рухнула на стул и откинула голову назад. – Почему у меня нет ни малейшего желания убивать тебя? Потому что я тебя люблю? О нет! Просто я чувствую… чувствую, что вы, все вы, мужчины, не стоите того, чтобы вас убивали. Вы как кобели, бегающие за каждой сучкой, у которой течка. Помню, в прошлом году у Альфи, как же досаждали нам эти кобели, пытавшиеся добраться до его сеттера; они рычали и дрались между собой, они едва не сорвали сетку на двери. Таковы и мужчины.
– Ты льстишь нам, – произнес нежно и покаянно Дэн.
– Но ведь это правда?
– Не совсем. Может быть, до некоторой степени.
– Скажи мне, сколько их у тебя было за все эти годы? Ты можешь сосчитать?
– Я никогда никого из них не любил, кроме тебя, Хенни.
– Не заговаривай мне зубы. Я спросила, сколько их у тебя было, а не скольких ты любил, так как ты женился на мне. Сколько раз ты был мне неверен?
– Неверен? Что ты хочешь этим сказать?
– Опять увиливаешь?
– Нет. Разве я когда-либо в чем-то подвел тебя? За все эти годы, что мы живем вместе, разве я когда- либо отнесся к тебе плохо?
Все эти увертки вконец ее разозлили.
– Ответь мне сейчас же! – яростно потребовала она. – Я желаю услышать твой ответ!
В комнате повисла гнетущая тишина. Она звенела, готовая каждое мгновение вновь наполниться звуками. Не отрываясь, они смотрели друг на друга.
Вот я гляжу сейчас на тебя, подумала Хенни, и понимаю, что совсем тебя не знаю…
Внезапно с улицы донесся свист, какой обычно, засунув два пальца в рот, издают мальчишки. Вздрогнув, она вновь заговорила:
– Выходит, я совсем не была подозрительной дурочкой, какой считала себя. Я ругала себя, стыдясь своих подозрений, а оказывается, все время я была права. Ну и артист! У тебя, верно, нет ни сердца, ни элементарного чувства порядочности, если ты мог как ни в чем ни бывало приходить домой, заниматься со мной любовью, говорить мне, что любишь меня, когда все это время ты говорил то же самое один только Бог знает скольким еще…
– Их было не так уж много, Хенни, и никогда это не было таким же, как у нас с тобой, никогда! – Дэн стукнул себя кулаком по голове и прикрыл рукой глаза.
– Я была нежеланной женщиной, женщиной второго сорта. Как же ты меня унизил! Ты и твои женщины,
