свой коврик тетушка, ожидая, что клиенты повалят к ней после окончания представления. Торби хорошенько огляделся и подошел почти к самому кабаре, держась в тени стены;
– Тс-с-с, тетушка!
Она оглянулась, вздрогнула, но лицо ее оставалось безразличным. Едва шевеля губами, она произнесла достаточно громко, чтобы он услышал:
– Да ты что, сынок! Спрячься! Ты рехнулся?
– Тетушка…
– Залезь в нору и дверь за собой закрой! Награда объявлена.
–
– Нигде не держат.
– Как нигде?
– Ты что, не знаешь? Бедняга! Они же ему голову отрубили!
Торби был так поражен, что потерял дар речи. Хотя Бэзлим не раз говорил о том времени, когда его не станет, Торби никогда в это по-настоящему не верил, он не мог представить папу мертвым.
Он не расслышал, что она сказала еще, и ей пришлось повторить:
– Шпики! Исчезни!
Торби оглянулся через плечо. Двое патрульных шли прямо на него надо бежать! Но он был зажат между улицей и глухой стеной: ни одной щелки, кроме входа в кабаре… Если он там появится в своих лохмотьях, они просто вызовут патруль. Но больше деваться было некуда. Торби повернулся к полисменам спиной и вошел в тесное фойе. Там никого не оказалось: последний акт был в самом разгаре, отсутствовали даже буфетчики. Зато там стояла стремянка, и на ней лежали прозрачные буквы, которые используются для светящейся рекламы. Торби увидел их, и его осенила блестящая идея, которая заставила бы Бэзлима гордиться своим учеником: он схватил буквы и стремянку и опять вышел на улицу.
Не обращая внимания на приближающихся полисменов, он установил стремянку перед светящейся рекламой над входом и влез на нее, держась к патрульным спиной. Большая часть его туловища попала таким образом на яркий свет, а голова и плечи оказались в тени над рядом огней. Он начал не торопясь менять буквы, обозначая имя звезды представления.
Два полисмена остановились как раз под ним. Стараясь не дрожать, Торби работал с безразличием наемного рабочего, выполняющего нудное задание. Он услышал голос тетушки Сингхэм:
– Добрый вечер, сержант!
– Добрый номер, тетушка. Что за вранье вы сегодня сочинили?
– Вранье! Я вижу вашем будущем хорошенькую девушку, а уж ручки у нее изящные, что твои птички. Покажите мне вашу ладонь, и я, может быть, прочту ее имя.
– А что моя жена скажет? Сегодня болтать некогда, тетушка. Сержант глянул на рабочего, меняющего буквы, почесал подбородок и сказал: Выслеживаем пащенка старого Бэзлима. Вы его не видели? Он снова посмотрел, что за работа идет у него над головой, пренебрежительно сощурил глаза.
– А и видела бы что мне тут, сплетни разводить?
– Гм-м-м… Он повернулся к напарнику: Рой, пройди-ка, проверь Эйс-Плейс, да туалет не забудь. Я послежу за улицей.
– О'кей, сержант.
Как только его напарник отошел, старший патрульный повернулся к гадалке:
– Невеселые дела, тетушка. Кто бы мог подумать, что старый Бэзлим шпионит против Саргона, а еще калека!
– Что-что? она наклонилась вперед. Это правда, что он помер со страху еще до того, как его на голову укоротили?
– У него яд был наготове, он же знал, что его ждет. Он был мертв до того, как его вытащили из норы. Капитан в ярости.
– Если он был уже мертвый, для чего же укорачивать?
– Что ты, тетушка, закон требует. Укоротили его, это точно, хотя это не та работенка, которую я бы хотел выполнять. Сержант вздохнул. Паршивый этот мир, тетушка. Эх, бедняга этот парнишка, которого старый негодяй с пути сбил… а теперь капитан и комендант жаждут спросить мальчишку о том, о чем им не удалось спросить старика.
– А много ли им от этого проку?
– Похоже никакого. Сержант ткнул прикладом ружья в лужу нечистот возле водосточной трубы. Но, будь я на месте мальчишки, я был бы уже далеко отсюда. Нашел бы фермера подальше от города, которому требуется дешевый работник, и о городе позабыл бы. Но, поскольку я не на его месте, я арестую его, как только он попадется мне на глаза, и притащу к капитану.
– Может, он сейчас прячется в поле, где-нибудь в горохе, и трясется от страха.
– Возможно. Но это все-таки лучше, чем оказаться без головы. Сержант посмотрел в конец улицы и позвал: О'кей, Рой, хватит. Уходя, он опять взглянул на Торби и сказал: Спокойной ночи, тетушка. Увидите его крикните нас.
– Сделаю. Хайль, да здравствует Саргон.
– Хайль.
Торби продолжал делать вид, будто работает, и старался унять дрожь, пока полицейские не торопясь уходили. Поток посетителей хлынул из кабаре, и тетушка принялась приговаривать свои присказки, суля славу, богатство и светлое будущее и все за одну монетку. Торби уже собрался было слезть, сунуть стремянку на место и затеряться в толпе, когда чья-то рука схватила его за лодыжку:
– Ты что это делаешь?
Торби обмер, он понял, что это владелец заведения, рассерженный тем, что портят его рекламу. Не глядя вниз, Торби сказал:
– В чем дело? Вы же мне заплатили, чтобы поменять вывеску.
– Я?
– Да, конечно. Вы велели мне, Торби наконец глянул вниз и притворился удивленным и смущенным: Ой, да это были не вы.
– Разумеется, не я. А ну, слезай оттуда!
– Но могу. Вы же меня за ногу держите!
Мужчина отпустил ногу Торби и отступил. Торби стал слезать.
– Не знаю, что за идиот велел тебе… он осекся, когда лицо Торби оказалось в круге света: Ух ты, да это же тот самый нищий!
Торби бросился бежать, мужчина кинулся за ним. Мальчик то нырял в гущу людей, то выбирался из нее, а сзади раздавались крики: – Патруль! Патруль! Полиция!
Потом Торби снова оказался в темном дворе. Охваченный возбуждением, он ринулся вверх по водосточной трубе. Лишь пробежав по десяткам крыш, он наконец остановился, сел, опершись на дымовую трубу, перевел дыхание и задумался.
Папа мертв. Этого не может быть но это так. Фараон так не сказал бы, если б не знал точно. Ой… ой… папина голова, наверно, торчит на колу на по мосте вместе с головами других казненных. Эта картина вызвала у Торби суеверный ужас. Наконец, раздавленный горем, он рухнул лицом вниз на крышу и разрыдался.
Прошло много времени, пока он поднял голову, вытер лицо тыльной стороной ладони и выпрямился.
Папа умер. Что же теперь делать?
Как бы то ни было, папа избежал допроса. Чувство гордости пополам с горечью охватило Торби. Папа всегда был самым умным. Они его поймали, но последнее слово осталось за ним.
Да, но Торби-то что теперь делать?
Тетушка Сингхэм велела ему скрыться. Фараон ясно сказал: надо выбираться из города. Хороший совет: если он не хочет, чтоб его укоротили, лучше оказаться за городом еще до рассвета. Папа предпочел бы, чтобы он боролся, а не просто сидел и ждал шпиков. Теперь, когда папа погиб, Торби может сделать для него только это. Проклятье!
