– Ты мне не веришь?
– Как я могу? Рабов не существует уже целые столетия.
Торби пожалел, что он вынужден был оставить «Гидру». В гвардии он усвоил, что работорговля – это нечто, о чем многие фраки внутренних миров и не слыхивали.
– Ты меня знала, когда я был маленьким? – О, конечно!
– Почему же я тебя не помню? Я не могу вспомнить ничего, что было со мной раньше – не могу вспомнить Терру.
Она улыбнулась:
– Я на три года старше тебя. Когда я тебя в последний раз видела, мне было шесть, а тебе всего три, потому ты и не помнишь.
– О, – Торби решил, что это удобный случай узнать свой возраст. – Сколько же тебе сейчас?
Она лукаво улыбнулась:
– Теперь мне столько же, сколько тебе, и так останется, пока я не выйду замуж. Ничего, Торби, когда ты спросишь что-то не то, я не обижусь. На Терре не спрашивают возраст леди, соглашаются, что она моложе, чем на самом деле.
– Ах, так? – Торби подумал, что это странный обычай. В Народе любая женщина претендовала на более почтенный возраст ради статуса.
– Так, например, твоя мама была очень красивая леди, но я никогда не знала ее возраста. Может быть, ей было двадцать пять, когда я ее знала, может быть, сорок.
– Ты знала моих родителей?
– Ну да! Дядя Крейтон был такой милый, громогласный. Он давал мне пригоршни долларов, чтобы я сама покупала конфеты и воздушные шарики. – Она нахмурилась. – Но я не могу припомнить его лицо. Разве это не глупо? Неважно, Тор, говори мне все, что хочешь, я буду рада услышать еще что-нибудь, если ты не возражаешь.
– Ничуть, – сказал Торби, – но я не помню, как меня захватили в плен. Насколько я помню, родителей у меня никогда не было: я был рабом, сменил несколько мест и хозяев – пока не прибыл на Джаббалпору. Потом меня снова продали, и это было самое счастливое событие, какое со мной случалось.
Ее улыбка погасла. Она сказала тихо:
– Ты по правде? Или…
Торби испытал мучительную досаду вернувшегося путника.
– Если ты думаешь, что рабства больше нет… Что ж, Галактика большая. Закатать штанину и показать тебе?
– Что показать, Тор?
– Мое клеймо. Татуировку делают, чтобы считать продажу действительной. – Он закатал левую штанину. – Видишь? Дата – это мое освобождение, на саргонийском, вроде санскрита, думаю, что ты не сумеешь ее прочесть.
Она смотрела круглыми глазами:
– Это ужасно! Это просто ужасно! Он прикрыл клеймо.
– Зависит от хозяина. Но хорошего мало.
– Но почему никто ничего не делает?
– Это не так просто, – он пожал плечами.
– Но… – Она осеклась, вошел ее отец.
– Ну как, дети? Хороший полет, Тор? – Да, сэр. Пейзажи удивительны.
– Скалистые Горы – это не Гималаи. Но наши Тетоны удивительны… вон они. Скоро будем дома. – Он показал: – Видишь? Это Радбек.
– Этот город называется Радбек?
– Когда-то тут была деревня, ее называли Дыра Джонсона или что-то в этом роде. Но я говорю не о Радбек-Сити. Я имею в виду дом, твой дом – «Радбек». Видишь башню над озером, а позади Большой Тетон? Самое величественное сооружение в мире. Ты Радбек из Радбека в Радбеке… «Радбек в кубе» – твой отец называл это так. Он приобрел это имя, женившись, но не унаследовал его. Мне оно нравится, в нем слышится грохот грома, и хорошо, что Радбек вернулся на свое место.
Торби нежился в ванне. Он испробовал все – от тонкой струи душа в глубине горячей ванны, причем стенки и дно массировали его тысячью пальцев, до погружений в тепловатую воду, которая становилась прохладнее, пока он в ней лежал.
У него никогда не было слуг. Он заметил, что в Радбеке около дюжины людей – не слишком много на такой огромный дом, но он уже понял, что большинство их было слугами. Это не произвело на него особенно сильного впечатления, он знал, какое множество рабов толпилось в больших поместьях Джаббала; он не знал, что живые слуги на Терре были показателем благополучия, еще более, чем на Джаббале паланкины. Он просто убедился, что лакеи заставляли его нервничать, а теперь у него было их целых три. Торби не хотел допустить, чтобы кто-то купал его, он не желал, чтобы его брили, потому что предоставленная в его распоряжение бритва была классически прямая, а его собственная не могла работать при напряжении Радбека. Он принял только советы относительно непривычной одежды.
Одежда, которая была в его гардеробе, не совсем ему подходила, старший камердинер что-то подкалывал и прилаживал, бормоча извинения. Он одел Торби, застегнул ему кружевные манжеты, когда появился лакей.
– Мистер Уимсби приветствует Радбека и просит его пожаловать в большой зал.
Идя за ним, Торби запоминал дорогу.
Дядя Джек ждал его, облаченный в черное и алое, а Леда оделась… Торби растерялся: цвета менялись, и некоторые на время совсем исчезали. Но выглядела она отлично. Волосы ее переливались радугой. Он заметил среди ее драгоценностей безделушку с Финстера, и удивился – не привезли ли ее на «Сизу» – а что, вполне возможно, что он сам ее заприходовал.
Дядя Джек весело сказал:
– А, вот и ты, мой мальчик! Освежился? Мы тебя не утомим, просто семейный обед.
На обеде присутствовало двенадцать человек, и начался он с приема в большом зале: слуги разносили напитки и закуски, неслышно ступая, играла музыка, его знакомили с гостями.
– Радбек из Радбека – леди Уилис, твоя тетя
Дженнифер, мальчик, приехала из Новой Зеландии познакомиться с тобой.
– Радбек из Радбека, судья Брудер и миссис Брудер, судья – главный советник.
И так далее. Торби запоминал имена и лица, думая о том, что это похоже на Семью, только здесь родственный статус не соответствовал положению в обществе; его статус оказался пугающе высок. Он не знал, какой именно кузиной из восьмидесяти возможных приходится ему Леда, он предположил, что, скорее всего, она ему троюродная, так как дядя Джек не носил фамилию Радбек, и он стал думать о ней как о табу, – она Не догадывалась об этом, иначе это расстроило бы ее.
Он начал понимать, что является членом богатого клана. Но никто не упоминал его статуса, не мог он узнать и статуса остальных. Две молодые женщины присели перед ним в реверансе. О первой он подумал, что она споткнулась, и пытался ей помочь. Но когда вторая сделала то же самое, он ответил тем, что сложил ладони.
Пожилые женщины, кажется, ждали от него почтительного отношения. Он не мог определить место судьи Брудера. Его не представили как родственника – но обед был семейный. Он окинул Торби оценивающим взглядом и пролаял:
– Рад, что вы вернулись, молодой человек! В Радбеке должен быть Радбек. Ваши каникулы причинили затруднения – ведь так, Джек?
– Да, и немалые, – согласился дядя Джек, – но мы выкручиваемся. Не спешите. Дайте мальчику прийти в себя.
– Конечно, конечно. Палец в плотине.
Торби не знал, что такое плотина, но тут подошла Леда и положила руку ему на локоть. Она увлекла его в банкетный зал, остальные последовали за ними. Торби сидел за одним концом длинного стола, а дядя Джек за другим, справа от Торби села тетя Дженнифер, а слева – Леда. Тетя Дженнифер начала
