выехали — не будет же такой дом стоять пустым. А ты случайно не знаешь, сколько у меня еще в тресте Гарримана?
— Не знаю, но с деньгами проблем нет. Минерва, открой старейшему счет на неограниченную сумму.
— Поняла, Айра. Исполнено.
— Хорошо, Лазарус, вы не будете мне докучать. И от дворца там — только парадные залы. К тому же вы там не будете гостем. Здание это люди зовут правительственным дворцом, но официальное его название — «Дом председателя». То есть вы будете находиться в собственном доме. Это я в нем гость, если угодно.
— Вздор, Айра.
— Правда, Лазарус.
— Перестань играть словами. В доме, не принадлежащем мне, я всегда буду гостем. Мне это не подходит.
— Лазарус, вчера… — Я вовремя вспомнил о пропавшем для него дне. — Вчера вы сказали, что всегда можете договориться со всяким, кто действует в собственных интересах и признает это.
— Наверное, я говорил не «всегда», а «обычно», имея в виду, что в таком случае всегда можно найти вариант, отвечающий общему интересу.
— Тогда выслушайте и меня. Вы связали меня этим пари на условиях Шехерезады. Я еще обязан подыскать вам интересное занятие для новой жизни. Вы помахали приманкой перед моим носом, и теперь я хочу поскорее эмигрировать. Попечители не станут тянуть с моей отставкой, узнав о предполагаемой миграции Семейств. Дедушка, гонять сюда каждый день — для меня просто пустая трата времени, до собственного стола некогда добраться, а вы мне и так не много времени оставили. К тому же это опасно.
— Опасно жить одному, Айра, но я часто живал один.
— Для меня опасно. Дело в убийцах. Во дворце я чувствую себя в безопасности: еще не родилась та крыса, которая сумеет разнюхать путь по его лабиринтам. Но если я возьму за правило регулярно посещать неукрепленный дом в пригороде, тогда можно не сомневаться: рано или поздно какой-нибудь сумасброд увидит в этом возможность спасти мир, избавив его от меня. Конечно, подобной попытки он не переживет: моя охрана знает свое дело. Но если я буду настаивать и предлагать себя в качестве мишени, он может уложить меня прежде, чем они ухлопают его. Нет, дедушка, я не хочу быть убитым.
Старейший поглядел на меня задумчиво, но без особого интереса.
— Могу ответить, что твои удобства и безопасность относятся к сфере твоих личных интересов. А не моих.
— Верно, — согласился я. — Но позвольте мне предложить приманку и вам. Да, меня наилучшим образом устраивает, чтобы вы жили во дворце. Там я смогу посещать вас, будучи в полной безопасности, да и времени на это уйдет гораздо меньше. Я даже могу просить вас — если вы будете там жить, — простить мне задержку на полчаса, если обнаружится что-нибудь срочное. Таковы мои интересы. Что же касается лично вас, сэр… Что вы думаете о холостяцком домике… небольшом, на четыре комнаты? Не очень роскошном и современном, но стоящем в уютном садике? Всего три гектара, обработана только часть вокруг дома, остальное — дикий лес.
— И что в нем привлекательного, Айра? Насколько он «не очень современный»? Я же говорил, что дом должен быть автоматизирован — я все-таки еще не совсем в форме… Кроме того, терпеть не могу нахальства слуг и бестолковости роботов.
— О, домик полностью автоматизирован, только лишен ряда модных прихотей. Если ваш вкус невзыскателен, прислуги не потребуется. Вы позволите клинике продолжить дежурства, если их сотрудники окажутся столь же приятными и ненавязчивыми, как эти двое?
— Эти? Ничего ребята, они мне нравятся. Значит, клиника хочет присматривать за мной; наверное, она считает, что такой пациент, как я, им более интересен, чем очередной трехсот-четырехсотлетка. Хорошо, пусть. Только распорядись, чтобы от них пахло духами, а не дезинфекцией. Хотя бы просто человеческим телом — достаточно свежим. Я не придира. Ну, повторяю: и что же в этом домике привлекательного?
— Черта с два вы не придирчивы, Лазарус. Вам просто доставляет удовольствие придумывать разнообразные невозможные условия. Домик этот буквально заставлен старинными книгами — такова была прихоть его последнего обитателя. Я забыл сказать, что по участку течет ручей, а около дома очаровательный пруд… не чересчур большой, но все-таки поплавать можно. Ах, да, чуть не забыл еще про старого кота, считающего себя тамошним хозяином. Но вы, наверное, с ним не встретитесь: он терпеть не может людей.
— Я не буду тревожить его, если он ищет уединения. Кошки хорошие соседи. Но ты так и не ответил мне.
— А дело, Лазарус, вот в чем. Я описываю вам сейчас свой собственный особняк, выстроенный мной ради собственного удобства на крыше дворца, лет этак с девяносто назад. Было время когда мне захотелось поразвлечься таким образом. В него можно подняться лифтами из моей квартиры, расположенной двумя этажами ниже. У меня всегда не хватало времени пользоваться этим домом. Он ждет вас. — Я встал. — Но если вы не согласитесь поселиться в нем, можете считать, что я проиграл пари Шехерезады и вы вправе в любое время прибегнуть к той самой кнопке. Черт побери, я не согласен быть приманкой для убийц в угоду кому бы то ни было.
— Сядь!
— Нет, спасибо. Я сделал вам вполне разумное предложение. Если вы не согласны — можете собственным путем отправляться прямо в пекло. Я не позволю вам ездить на моих плечах подобно Морскому старику. Дальше этого я пойти не могу.
— Вижу. А сколько моей крови в тебе?
— Около тринадцати процентов. Прилично.
— Только-то? Я предполагал, что больше. Иногда послушаешь тебя, так просто мой дедуся. А кнопка там будет?
— Если хотите, — ответил я самым безразличным тоном, на какой только был способен. — Или можете просто прыгнуть вниз. Лететь далеко.
— Айра, я предпочитаю кнопку. Что если передумаю, пока буду лететь? Ты поставишь мне еще один лифт, чтобы не нужно было ходить через твою квартиру?
— Нет.
— Неужели это сложно сделать? Давай спросим Минерву.
— Дело не в том, что это нельзя сделать, просто я не хочу этого. Вам будет нетрудно пересесть из лифта в лифт у меня в гостиной. По-моему, я достаточно ясно выразился: впредь на безрассудные прихоти я не реагирую.
— Ну-ну, чего встопорщился, сынок? Согласен. Значит, завтра. И пусть книги останутся, я люблю старинные переплеты, в них больше прелести, чем во всяких современных штучках-дрючках, заменяющих вам книги. Кстати, я рад, что ты крыса, а не мышь. Будь добр, сядь.
Я повиновался, изображая некоторое нежелание. И подумал, что начинаю подбирать ключи к Лазарусу. Невзирая на все насмешки, старый негодник в душе оставался эквалитарианцем и поэтому непременно старался сесть на шею всякому, с кем ему приходилось общаться, пренебрегая впоследствии каждым, кто уступал его напору. Итак, следовало отвечать на удар ударом, стараться поддерживать баланс сил и надеяться, что со временем удастся построить отношения на основе стабильного взаимного уважения.
У меня не было причин менять свое мнение. Да, он мог проявить доброту, даже привязанность к тому, кто согласится на роль подчиненного… если то ребенок или женщина. Но предпочитал, чтобы и они огрызались. А уж взрослых мужчин, становящихся на колени, старейший не любил и не доверял им.
Наверно, эта черта характера делала его очень одиноким.
Наконец старейший задумчиво сказал:
— Что ж, неплохо будет снова пожить в доме. Особенно с садом. А там найдется уголок, где можно натянуть гамак?
