деревянная дека, которая выгнута куполом, чтоб под таким напряжением она не треснула. А теперь – арифметика. У самых лучших «Стейнвеев» купол – пять миллиметров на метр деки. Это очень неплохой показатель, Рома.
– Ну, и чего дальше? Сам же говоришь, что это неплохо.
– Ну да, неплохо. Я и не сказал, что «Стейнвей» говно. Но цимес в том, что у «Фациоли» эти цифры составляют не пять, а семь миллиметров! – и Алиев торжествующе поднял вверх указательный палец.
– Алиев, и после этих двух сраных миллиметров разницы ты будешь мне лепить, что это не снобизм?!
– У тебя в школе было хреново с математикой, Образцов, – ничуть не смутившись, ответил Алиев. – Иначе ты обратил бы внимание не на сраные миллиметры, а на процентное соотношение. Между пятью и семью миллиметрами пролегает колоссальная пропасть в сорок процентов разницы. Врубись в эту цифру. Сорок процентов разницы в силе, глубине и продолжительности звука!
– Ничего себе, – только и сумел выдавить я. – Убедительно. То есть, выходит, звук намного лучше?
– Ты просто невероятно догадлив, Рома, – съязвил Алиев. – Разумеется! Ты просто прикинь, как это звучит вживую, да в хорошем-то зале! Причем, разница в звуке – это всего лишь маленькая деталь, которую я тебе привел в качестве самого простого объяснения. А таких моментов в «Фациоли» множество. И если, к примеру, поставить его в тот же Дом музыки вместо «Стейнвея», то за счёт этой разницы можно немного выправить говённую акустику. Но и здесь тоже всё не так просто. Дело в том, что самой важной особенностью «Фациоли» является тот факт, что на них нужно по-настоящему уметь играть. Это мощный инструмент с огромным потенциалом, который нужно уметь реализовать. С «Ямахой»-то справится и бездарная курсистка, лишь бы ноты умела читать. Но в России умеющих играть музыкантов можно пересчитать по пальцам одной руки, причем не только пианистов. Они здесь не концертируют. Потому что им, извини, западло играть на дровах и комодах, помноженных на унизительно плохую акустику. Большинство из них здесь, в России, даже не живут. Лучшие представители русской школы – Демиденко, Алексеев или великолепный виолончелист Горохов, к примеру, живут в Лондоне, а концертируют по всему миру. Потому что они – музыканты мирового уровня. А то, чем нас пичкают в Москве, годится лишь для того, чтоб вот так, как у тебя: «знакомая девка потащила, мужик играл, все хлопали». А потом сидят в своих задроченных офисах, и хвастают, что посетили концерт классической музыки. И не понимают, что им тупо насрали в уши.
– Ты чего это разошёлся-то? Не все же настолько серьезно разбираются в этих, блядь, роялях и музыкантах! Лично мне – вообще насрать, хоть и ни одного бы зала тут не было. У меня другие приоритеты. И таких, как я – большинство. Как ни крути.
– А мне плевать на большинство, Рома! Чё ты мне большинством в глаза тычешь? Большинство вон на метро ездит. А ты вот почему-то не ездишь.
– Я своё уже отъездил, Женя. Также, как и ты. Не кипятись.
– Вот о том-то и речь, что своё отъездил… А почему, например, я должен лететь чёрт знает куда, потратить несколько дней и тысячи евро, чтобы просто пару часов послушать музыку, которую люблю? Это учитывая то, что я не в деревне сраной живу, а в битком набитой баблом столице мировой державы! Ты вообще понимаешь, или нет? Четыре рояля на всю Москву! Мне стыдно и обидно, что столице России нет музыкантов и музыкальных инструментов, а есть только лабухи для лохов, играющие музыку на комодах. Почему я не могу просто выделить вечер, чтобы просто пойти в какой-нибудь хороший зал, и послушать того же Демиденко? Почему я должен для этого три часа лететь в Милан, или в тот же Ханты-Мансийск?! Почему, блядь? Мне кто-нибудь это объяснит?
– Ты, конечно, извини, Жень, – я сдержанно фыркнул. – Но меня и вправду смешит, когда ты ставишь на одну доску Милан и Ханты-Мансийск.
– Да чего смешного-то? Ханты-Мансийск тоже набит баблом, потому что это центр нефтяного региона. Но там, в отличие от Москвы, это бабло умеют не только пилить. Там построили один из самых лучших в Европе концертных комплексов. Московские ворюги, братан, такого не построят никогда. И «Фациоли» там давно уже есть. Выполненный по спецзаказу именно для этого зала. И мировые звезды выступают там постоянно.
– Для кого выступают-то, Жень? Для хантов и мансей? Чего толку от такого комплекса, если он находится в жопе мира?
– Он находится в России, Рома. И это главное. Руководила строительством женщина, между прочим. И при ней не украли ни копейки, как ни пытались. Там каждый винтик отчетливо показывает, что это сделано с душой и любовью. Это тебе не фантики московские. Ты отлично знаешь, что я за Москву костьми лягу, и если я говорю, что где-то что-то лучше, чем у нас, то это так и есть.
– Ты, Женя, уже совсем в какие-то дебри полез; извини, но про пианиста было куда интересней, а про акустику всякую уже нет, – я дотянулся до зазвонившего телефона. – Алло, да, Анечка, привет. Да, всё в порядке. Что, он тебе уже позвонил? Хватит плакать, успокойся, всё хорошо, я жив и здоров. В интернет выйти не могу, компьютер сломался. Да чёрт его знает, я в них не разбираюсь… Не включается. Ты извини, Анечка, мне сейчас не очень удобно говорить, у меня посетитель, – на этих словах Алиев сделал гнусную рожу, и глумливо ухмыльнулся. – Я тебе перезвоню. Целую. Пока.
– Ну что, Казанова лосиноостровский? Еврейская красавица уже выехала омыть своими слезами твои боевые раны?
– Иди в жопу, Алиев, – я смутился. – Давай сменим тему. Расскажи лучше, когда ты уже покатаешь меня на новом «Лексусе»? А то на твой сраный «Пежо четыреста шесть» уже жалко смотреть.
– А чем тебе «Пежо»-то не нравится? Ездит, да и ладно. Да и вообще, суета всё это. Хорошего человека узнают в лицо! Кстати, мне снова звонили эти гопники, о которых я тебе рассказывал. И снова угрожали всякой хернёй. Я вот уже всерьез думаю, как бы худа не вышло.
– Я тебе искренне удивляюсь, Евгений. У тебя кругом проблемы, тебя все грузят, все тебе угрожают, а ты сидишь тут у меня, и чешешь про какие-то рояли. Ты в своем уме?
– Увлекся, – улыбнулся Алиев. – Я об этом в любое время могу говорить, сколько угодно. Потому что плохая музыка, Ром, уродует душу. Деформирует. Убивает. А если по делу, то мне уже действительно пора ехать. Завтра с утра мне надо в Питер, а сегодня весь день забит плотно: сейчас в Окулово, на объект, а вечером на Знаменку, к Кошелеву.
– К кому?! – я поперхнулся виски, и чуть не уронил на постель дымящийся окурок.
– К Кошелеву. Генерал из Минобороны, я тебе о нём рассказывал. Денег ему надо завезти, откат.
– Отлично-отлично, – я был в некотором шоке. Многовато совпадений за одни-единственные сутки. – Ты там обрати при случае внимание, носит ли он до сих пор мой брегетовский хронограф…
– Носит, носит, – снова закатился Алиев. – Я видел. Сразу подумал, не твои ли проделки.
– Да хватит ржать-то уже! Слушай сюда, – и я кратко изложил Алиеву предысторию про Глущенко и Таманскую дивизию. – Так что человек этот – нечестный. Гнида обыкновенная. Думаю, что до добра ваше сотрудничество не доведет. Кинет он тебя.
– Да как он может меня кинуть-то? Это я его могу кинуть. Деньги-то не он мне заносит, а наоборот. И разумеется, ему при случае гораздо выгоднее мне помочь, нежели слить. Это я про бандитов тех.
– Ну, ладно, Жень. Тебе видней. Я в ваших делах ни в зуб ногой, поэтому сам разберешься. Просто будь в курсе, что это за тип.
– Спасибо, но уж поверь, что у меня по его поводу нет никаких иллюзий. У нас с ним просто бизнес.
Через полчаса после ухода Алиева раздался звонок в дверь. Я никого не ждал, и насторожился. Как можно тише я подкрался к двери, и, выключив в коридоре свет, осторожно выглянул в глазок. Там стоял какой-то молодой парень лет двадцати двух, с небольшим чемоданчиком в руке, и нетерпеливо притопывал ногой. Никакой угрозы в его виде не проявлялось.
– Вы кто, и чего надо? – спросил я через дверь.
– Роман? Открывайте. Я по поводу вашего компьютера.
– Со мной можно на ты вообще-то, – пробурчал я, щёлкая замками. Молодой человек снял обувь и, прошёл в комнату.
– Я брат Ани, – протянул он мне руку. – Кириллом меня зовут.
– Бергельман? – автоматически вырвалось у меня.
– Нет, не Бергельман, – с иронией ответил он. – Но тоже что-то в этом роде. Впрочем, неважно. В
