1. Огромный синий купол закрыл собою закат; его края рдели и сверкали; его тень пала на Москву.
2. А Дрожжиковский упомянул о потоке времени, и, казалось, глаза его видели туманную Вечность.
3. Он воскрешал угасших великанов; он связывал их мысли; он видел движение этой мысли, указывая на повороты ее.
4. И всем казалось, что они сидят на утлом суденышке среди рева свинцовых волн, а Дрожжиковский их опытный кормчий.
5. Он говорил о залпах ракет и фейерверке мыслей и грез; он спрашивал только:
6. Он сравнивал мысли философов и поэтов с растаявшей пеной изумрудного моря; он спрашивал у присутствующих: «Где она?»
7. И молчал священник в серой рясе, склонив белую голову, прикрыв бледное чело и ясные очи дрожащей рукой.
1. Зарница мигнула из синего купола, закрывшего закат. На лица слушающих падали тени, преображая лица, выдвигая складки грусти и меланхолии.
2. Но это только казалось от падающих теней; а на самом деле лица их ничего не выражали; все они были довольны собой и Дрожжиковским.
3. Хотя сам Дрожжиковский не был доволен ни собой, ни умственным движением XIX столетия.
4. Он сравнивал его с мерцанием болотных огоньков: он спрашивал, стуча по столу: «Где они?»
5. А ему кивали белые сирени из окна знакомыми сердцу взмахами; это было цветочное забвение.
6. Синий купол сползал с зорьки. Из-под купола смеялась зорька задушевным, ребяческим смехом.
7. Дрожжиковский стучал по столу, а в глазах Дрожжиковского отражалась розовая зорька… И казался Дрожжиковский большим, добрым ребенком.
1. Нашла полоса грусти. Он стоял среди присутствующих, теребя черный ус, насмешливо кивая головой.
2. Это он погребал философию, а над могильным курганом ее плакал и рыдал, как ветхозаветный Иеремия*.
3. Нашла полоса гнева. Он стоял среди присутствующих в гробовом молчании. Он молча грозил позитивистам.
4. Он кричал, что они вытравили небесные краски.
5. Потом он демонически захохотал, говоря о демократах, народниках и марксистах.
6. Но, должно быть, пахнул ветерок с могилы почившего демократа, потому что кто-то шепнул Дрожжиковскому: «Не смущай моего покоя», — и фразы из слоновой кости перестали слетать с пламенных уст его.
7. Молчал и священник в серой рясе, склонив свою белую голову, прикрывая бледное чело и синие очи дрожащей рукой.
8. На полу лежала его черная тень.
1. И долго, так долго молчал Дрожжиковский, и казался большим, добрым ребенком; ветер шевелил его черными волосами, а серые глаза его были устремлены в окно.
2. И невольное умиление смягчило черты Дрожжиковского, как будто он готовился сказать новую истину.
3. В ту пору в Успенском соборе пели
4. Кадильный дым вознесся под купол собора.
1. И тогда все почувствовали резкое журчанье тающих ледников, и Дрожжиковский начал речь свою вещим словом:
2. Поклонники Ницше задвигали стульями, а старый священник поднял свои ясные очи на Дрожжиковского,
3. которого слова вспыхивали дрожащим пламенем, и в комнате начался вихрь огня и света.
4. Словно почувствовали близость талого снега, словно горячечному дали прохладное питье.
5. Словно тонул жаровой ужас в туманном, сыром болоте, а Дрожжиковский указывал на священное значение
6. Он вставлял в свою речь яшмы Священного Писания, углублялся в теологическую глубину.
7. Приводил минувшие верования, сопоставлял их с самыми жгучими вопросами современности.
8. Ждал духовного обновления, ждал возможного синтеза между теологией, мистикой и церковью, указывал на три превращения духа.
9. Пел гимны дитяте из колена Иудина*.
10. Его слова вспыхивали дрожащим пламенем и огненные знаки — уносились в открытые окна.
11. Иногда он останавливался, чтобы слушать вальс
12. И тогда все видели, что над Дрожжиковским повесили цветок лотоса — милое забвение болезней и печалей.
13. Это было цветочное забвение, а из-под опаловой тучки смеялась ясная зоренька задушевным, ребяческим смехом.
14. Дрожжиковский стучал по столу, и в глазах Дрожжиковского отражалась розовая зорька… И казался Дрожжиковский большим невинным ребенком.
15. В его глазах отражалась слишком сильная нежность; чувствовалось, что струна слишком натянута, что порвется она вместе с грезой.
16. Где-то играли вальс
17. Невозможное, нежное, вечное, милое, старое и новое во все времена.
18. Так он говорил; приветно и ласково смотрел ему в очи старый священник, схватившись за ручку кресла.
19. Все были взволнованы и удивлены.
1. Довольный хозяин протягивал смущенному автору сообщения свои белые руки; шел оживленный говор…
2. Случайно попавший сюда марксист вскочил со стула и басом прогремел: «Позвольте вам возразить».
3. Но тут его перебил золотобородый блондин с лицом строгим и задумчивым; это был как бы аскет с впалыми щеками и лихорадочным румянцем.
4. Во время речи Дрожжиковского он вскидывал на него свои добрые глаза и, казалось, говорил:
5. Теперь он стоял словно властный диктатор. Скоро его деревянный голос заставил присмиреть чрезвычайно образованных.
1. Он говорил: «Ныне наступает Третье Царство, Царство Духа… Ныне вода с бледноликим туманом ближе жертвенной крови.
2. Хотя Царствие Небесное не водою только, но и кровию, и Духом.
3. Ныне мы должны претерпеть ужасную, последнюю борьбу.
4. Среди нас будут такие, которые падут, и такие, которые не разрешат, и такие, которые проникнут,
