кровати, положил сигарету в пепельницу на тумбочке и принялся заворачивать перину и подушку в простыню.
- Работал всю ночь. Немного поспал и вот только что проснулся. Менял у «москвича» задний мост. Для одного приятеля. Он директор магазина, и машина ему нужна позарез. А зятек работает только с двухтактными. Мне же он иногда по ночам разрешает пользоваться мастерской.
Он накрыл пледом свернутую постель, сунул в рот сигарету и подошел к столу, сколоченному из некрашеных досок, а потому имевшему очень прочный и солидный вид. На столе лежали остатки завтрака - кусок хлеба на газете, рядом испачканный нож с червой деревянной ручкой, огрызок ливерной колбасы, масло в пергаментной бумаге, огуречная кожура и две пустые бутылки из-под пива. Кривиц собрал вместе колбасу и масло, переложил их на газету рядом с хлебом, перенес все в большой, грубо сколоченный шкаф, стоявший в ногах кровати. Шкаф был платяной, но Кривиц отвел полки узкого отделения под посуду и продукты. Затем Кривиц открыл вторую створку - там висела одежда, - снял с плечиков черную рубашку с короткими рукавами, надел ее и застегнул. На внутренней стороне дверцы кнопками были приколоты изображения голых женщин из журнала «Магазин». Кривиц повернулся к гостям, и, когда увидел, что оба уставились на эту картинную галерею, в его глазах мелькнуло понимание и он локтем прихлопнул дверцу.
- Вы хотите что-нибудь узнать про Дитера Николаи? - спросил он. - Вы его подозреваете?
Крейцер улыбнулся.
- Мы ведь не можем подозревать каждого, о ком расспрашиваем. Кстати, кто был тот молодой человек, который открыл нам дверь?
Теперь улыбнулся Кривиц, презрительно и вместе с тем покровительственно.
- Это был Бруно, мой племянник, сын моей сестры.
- Ваша сестра замужем за господином Гехтом?
- Да, моему зятю больше повезло в жизни, чем мне. У него работящая жена, отличный домик, мастерская - не мастерская, а золотое дно, - и вдобавок руки-ноги при нем. Он всю войну просидел дома, мастером у Боша, в Клейнмахнове. Весь автопарк был у него под началом. Недурной исходный капитал после сорок пятого. - Он замолчал, поглядывая на свою сигарету. - Не то чтобы я завидовал. Я от души желаю ему добра, он неплохой мужик, если, конечно, не обращать внимания на его странности.
- У Бруно, вероятно, тоже есть странности? - вставил Крейцер.
- У Бруно? - Кривиц был явно удивлен вопросом. Потом он глубоко затянулся и вздохнул. - С ним просто горе. Порой он бывает не в себе, на него вроде как находит, и тогда его надо привести в чувство. Но отец, по-моему, с ним чересчур круто обращается.
- Когда он от вас спустился, у него одна щека была заметно красней другой. Вам тоже понадобилось приводить его в чувство?
- От вас поистине ничего не укроется, -хмыкнул Кривиц. - Да, как ни жаль, мне пришлось дать ему леща. Знаете, когда он ко мне поднялся, он был прямо невменяемый, все из-за вашего прихода. Он собирался попросту отшить вас, соврать, будто меня нет дома. Вот я и попытался его урезонить, объяснил ему, что это вполне безобидный визит, что, если человек ни в чем не виноват, ему и бояться нечего. Но без толку: у него началась вроде как истерика - он страдает манией преследования или как это там в медицине называется. Вот и пришлось разок ему смазать - эта мера творит чудеса и совершенно его успокаивает.
Крейцер и Арнольд переглянулись. Они вспомнили грохот в мастерской: спокойствия хватило ненадолго.
- А он не дружит с Дитером Николаи? - спросил Крейцер. - Как мы слышали, они любят вдвоем поколдовать над своими мотоциклами.
- Ну, дружат - это сильно сказано. Дитер как-никак студент, какой ему друг из нашего Бруно. Они, правда, возятся иногда вдвоем с Дитеровым мотоциклом, здесь и инструмент есть, и машины всякие, а Дитер ему за это подбрасывает марку-другую. Старик бедняге ни гроша не дает, на сигареты и то не хватает.
- А у него есть мотоцикл?
- Вы со смеху помрете, если увидите эту колымагу. Усовершенствованный садовый стул, старый как мир «РТ», куплен за пятьдесят марок на оптовой распродаже и собран по кусочкам.
- Вы не знаете, он состоит в мотоклубе?
- Понятия не имею, спросите у него самого. Вполне возможно, если только там не надо платить слишком высокие взносы. Машины и мотоциклы - это его страсть. Модная болезнь нашего времени.
- А вы сами, господин Кривиц, по профессии автослесарь?
- Нет, я учился на строителя. Потом началась война, меня взяли в десантные войска. И вот в мае сорок первого, на Крите - осколок зенитного снаряда. С тех пор я калека, хотя снаружи ничего не видно. Пенсия по инвалидности. Какой из меня теперь строитель? Но только на одну пенсию не проживешь, сами понимаете. Вот почему я малость подрабатываю - когда здоровье позволяет. То одно, то другое, когда в саду, когда как обойщик или там машины - мелкий ремонт. Мне бы и половины хватило, но знакомые пристают прямо с ножом к горлу. Рабочей-то силы недостача, и, если можешь удружить людям, отчего ж не удружить. Лежать на боку и считать ворон я все равно не могу, хотя доктор скандалит и предсказывает, что я таким манером загнусь раньше положенного. А я себе говорю, что двум смертям не бывать, а одной не миновать. Я и на Крите мог сыграть в ящик. И если суждено мне прожить еще пару годков, я не хочу никому быть в тягость, даже сестре не хочу, а уж зятю и подавно. - Он покачал головой, и глаза его, при последних словах блеснувшие слезами, снова ясно глянули на мир. - Вы уж извините, я слишком много болтаю. Но человеку надо порой выговориться, если он почти всегда бывает один. Вы сами видите, как мне тут живется. Гостя сюда не позовешь. И барахло-то это почти все не мое, зависишь от чьей-то милости.
Кривиц говорил правду. Судя по всему, жилось ему не очень хорошо. Комнату и впрямь не назовешь уютной. Ни коврика, ни половика, на окне какой-то вылинявший кусок материи. Да и прочее убранство довольно скудное: в углу возле двери железная печка с перекошенной трубой, от печки за долгие годы жизни отломились почти все украшения; на опрокинутом ящике электроплитка на две конфорки. Единственной мало-мальски ценной вещью был большой новый транзистор, стоявший на тумбочке возле кровати.
Крейцер, отвлекаясь от гнетущих впечатлений, спросил:
- Вы знаете зеленую дачу неподалеку от вас?
Кривиц посмотрел на него с недоумением.
- Она принадлежит семейству Першке, заброшенная такая, - пояснил Крейцер.
Кривиц поскреб в затылке.
- Ах да, я понял, о чем вы. Это куда недавно наведывалась полиция. Какая-то кража со взломом - в магазине, кажется. Бруно, нет, не Бруно, а сестра мне, помнится, рассказывала об этом.
- Верно, - подтвердил Крейцер. - Вам известно что-нибудь про этих Першке?
- А я думал, там все ясно.
- Не до конца. Еще кое-что надо выяснить.
- Внук этих Першке, который и совершил кражу, он вроде сидит? Его ведь взяли в тот же день, а на даче нашли все добро. Чего ж тут неясного?
- Уже после того, как грабитель спрятал все на даче, оттуда бесследно исчезла пишущая машинка и фотоаппарат. Некто неизвестный изъял эти предметы для собственных нужд.
Кривиц поднял глаза.
- А я и не знал. Машинка и камера? Тогда вашему незнакомцу чертовски повезло, что он как раз в ту ночь, когда добыча была еще там, вздумал навестить дачу.
- Не думаю, что это везение. Скорей всего, он знал, что на даче можно поживиться.
- Это как же?
- А так: он следил за вором и потом взял себе, что ему приглянулось.
- Почему он тогда не взял себе все? Я слышал, там было много стоящих вещей и все уложено в два чемодана.
- Это нам неизвестно. Может, он был любителем и взял только то, что могло понадобиться лично ему. А идти на риск и сбывать остальное не решился.
Арнольд одобрительно кивнул и добавил с улыбкой:
