кепке.
– Майклс?
– Да, сэр.
– Где второй?
– На северной стороне. Мы патрулируем.
Трамбо кивнул:
– Скоро Фредриксон пришлет подкрепление. У тебя есть радио?
– Конечно. – Майклс показал ему радиотелефон на поясе.
– Дай-ка мне пистолет. Тебе принесут другой.
– Другой… да, конечно. – Охранник протянул ему оружие. – Это браунинг, мистер Трамбо. Девятимиллиметровый, с затвором…
– Да, да. Попроси Фредриксона передать тебе другой.
Он уже собирался ехать, но охранник умоляюще протянул к нему руку.
– Что еще?
– Мистер Трамбо…
– Что?
– Не могли бы вы вернуть мне пистолет? Это подарок моей первой жены… я очень им дорожу…
– Все с ума посходили, – сказал Трамбо и поехал прочь.
17 июня 1866 г., берег Коны
Мы прятались от дождя в заброшенной хижине возле древнего хеиау, когда лошади начали в панике ржать и рваться с привязи. Мы все вскочили, а мистер Клеменс выхватил из кармана куртки пистолет. Сгрудившись у порога, мы напряженно вглядывались в темноту.
Среди каменных стен хеиау горели факелы. За ржанием лошадей можно было расслышать дробь барабанов и дикие звуки флейт. В каком-то странном оцепенении мы вышли на крыльцо, продолжая смотреть на мечущиеся тени факелов.
«Капу о моэ! – раздался крик из каменного лабиринта. – Капу о моэ!»
– Что это? – прошептала я.
Преподобный Хеймарк, пытавшийся успокоить лошадей, ответил:
– Это приказ зажмуриться и упасть ниц. Он употребляется только во время шествия королей или Идущих в Ночь.
– Идущие в Ночь? – прошептал корреспондент, все еще сжимающий в руке пистолет. – Призраки?
– Туземцы верят, что их знатные предки таким образом выходят из Царства мертвых. – Преподобный повысил голос, чтобы показать свое отношение к подобным суевериям. – Иногда в этих шествиях участвуют даже боги.
Свет факелов и музыка двигались в нашу сторону. Неожиданно оттуда подул сильный ветер, хотя до этого он дул со стороны моря. Несмотря на увещевания преподобного Хеймарка, лошади продолжали рваться с привязи.
– Пойдемте, – неожиданно для себя сказала я и выбежала под дождь.
Мистер Клеменс последовал за мной, а преподобный Хеймарк, немного поколебавшись, проверил, крепко ли привязаны лошади, и быстро пошел за нами.
Пройдя ярдов двадцать, мы укрылись за стеной, за которой находился двор хеиау. Музыка и монотонное пение слышались теперь с другой стороны храма.
– Не похожи они на призраков, – сказала я мистеру Клеменсу.
– Смотрите. – Корреспондент указал на дорогу к жертвеннику, по которой мы только что прошли.
Глина от дождя размокла, и на ней отчетливо отпечатались наши следы. Следов процессии не было, хотя она, несомненно, прошла той же дорогой.
– Нам нужно вернуться, – сказал преподобный, тяжело дыша. С полей его шляпы стекали струйки воды. – У нас нет ни факелов, ни свечей.
Словно в ответ, среди камней храма вспыхнул яркий огонь.
– Я должен увидеть это, – сказал мистер Клеменс и, спрятав пистолет в карман, направился к храму.
Я пошла за ним, и преподобный был вынужден присоединиться к нам, хоть и бормотал что- то неодобрительное.
Когда мы достигли северной стороны храма, процессия уже скрылась в близлежащей роще. Оттуда еще слышались возгласы: «Капу о моэ!» Перед нами громоздились стволы упавших пальм.
– Как они повалили их? – спросил мистер Клеменс. – И зачем?
– По традиции, когда идут боги, ничто не должно возвышаться над ними. Но по той же традиции богов не сопровождает музыка. Под музыку шествуют только покойные вожди.
В призрачном сиянии я увидела, что мистер Клеменс удивленно поднял брови:
– Вы поразительно много знаете о традициях этих язычников.
– Я работал с мистером Хирамом Бингемом на Оаху, когда он собирал материалы о туземцах Сандвичевых островов, – пояснил преподобный, словно оправдываясь.
Мистер Клеменс кивнул и показал пальцем на удаляющуюся процессию:
– Что ж, если мы не последуем за ними, ваши знания останутся неполными. Мы так и не узнаем, что заставило туземцев Сандвичевых островов в такую погоду выйти из домов без зонтиков.
Мы углубились в джунгли в свете молний, которые освещали наши следы на вязкой глине. Следов процессии по-прежнему не было видно. Тропу усеивали ветки и листья, будто невидимая рука сбивала все, что возвышалось над процессией, хотя некоторые деревья достигали высоты шестидесяти футов.
В четверти мили от хеиау мы уже готовы были повернуть назад. Гроза ушла в глубь острова, и ничто больше не освещало нам дорогу. Я выругала себя за то, что забыла взять из седельной сумки свечи. Отсвет факелов еще виднелся вдали, но музыка почти стихла. Наконец прекратился и дождь, хотя его с успехом заменяли потоки воды с деревьев. Мое платье промокло насквозь.
Мы вышли на полянку и остановились, готовые повернуть, когда последняя вспышка молнии осветила сцену вокруг нас. Тропа сворачивала на восток и круто шла вниз, к одному из тех пляжей, что мы видели сверху. Сквозь завесу деревьев был виден удаляющийся свет факелов. В траве вокруг нас валялись ветки и сучья вместе с кокосовыми орехами, похожими на лохматые отрубленные головы. Через минуту я заметила неподалеку настоящую голову, а под ней – белеющие в темноте плечи. Мой крик заставил мистера Клеменса вздрогнуть и схватиться за пистолет.
Вокруг нас на поляне лежало с полдюжины обнаженных тел, застигнутых смертью в самых причудливых позах.
Молния погасла, и все вновь погрузилось в темноту, не нарушаемую даже отдаленным оранжевым светом Килауэа. В этой темноте я внезапно услышала недоуменный возглас преподобного Хеймарка, и тут же за мою лодыжку ухватилась холодная рука.
Хорошо, что Корди Стампф сохранила самообладание и не выпалила в темноту. Элинор была так испугана, что сделала бы именно это, хотя вряд ли сумела бы попасть в того, кто надвигался на них из темноты.
В маленьком круге света появился молодой человек в дорогом костюме, с длинными волосами, связанными в хвост.
– Мистер Диллон! – Человек сразу же устремился туда, где Пол Кукали поддерживал бесчувственного начальника охраны. Он помахал рукой перед глазами Диллона, потом встревоженно оглядел присутствующих. – Что случилось?
– Не знаю, – ответил Пол. – Мы шли, и вдруг погас свет.
– Кто вы? – подозрительно спросила Корди, убирая пистолет обратно в сумочку.
