— Что ж они, мать их, совсем слепые?
— Да нет. Прилетают бомберы на указанные координаты, а там вместо колонны раздолбанная техника горит, так и ретируются ни с чем. Это потом разобрались: ирианцы, оказывается, перед налетом (тоже еще вопрос, как они о нем узнают?), устраивают бутафорские пожары, наносят закопчения, снимают с техники целые узлы или частично разбирают ходовую, да еще реально выведенную из строя, порядком покореженную технику с собой тягают. Вот и выходит, что летунам кажется, что их кто-то опередил.
— А как же они по своим-то бомбят?
— Да черт их знает. Может, опознавательные коды ирианцам достались? Может, рэбовцы что-то наколдовали. Да и с разведкой у повстанцев все путем. Не знаю. А потом, наша доблестная мобильная пехота пошла на штурм. А предварительно укрепрайон атмосферники отутюжили, мощная артподготовка была проведена, а потом оказалось, что у повстанцев ни КП, ни НП почти не пострадали, ни огневая система не подавлена. А полки и батальоны в растопырку ринулись, почти без взаимодействия, связь совсем забита была.
— Весело, черт возьми, — Хатан закурил, а Мэк с трудом сдержался, чтоб не попросить сигарету. — И что же дальше?
— К моим соседям трое приходили, навестить. Двое из них тоже торкондцы, а третий, ефрейтор, — нишид. Рассказали, что маршал Хок отдал под трибунал за эту бойню командующего корпусом и половину его штаба. Если б командир дивизии не погиб, его ждало б то же самое. Рассказали, что там же, под Виароном, захватили в плен нескольких опетцев. В расход пустили.
Мэк сплюнул, прогоняя мысли о куреве.
— Так что поболтать есть с кем, я не скучаю. Тут еще медсестричка на меня глаз положила.
— О! Так ты у нас времени даром не теряешь.
— Ну-так! Красивая, ласковая, что еще надо?
— А как зовут?
— Леаркат.
— Странное какое-то имя.
— А она из периферийной системы, на другом конце империи. Квирум, кажется. Ты бы ее видел! Тело разноцветными яркими узорами выколото, в пикантных местах всякие прибамбасы продеты, говорит, у них обычай такой. Характер шальной. Ей после окончания войны граждансво дадут, за тем и прилетела на Ирбидору.
— Ну ты с ней?..
— А как же? Гуляем под лунами, прямо сплошная романтика, благо, присмотр сейчас за мной не такой строгий стал. Может, и она постаралась, не знаю. Раза три ходил к ней в гости, в соседний поселок. Она еще и готовит обалденно.
— Леаркат, говоришь? Ласковая? — Хатан мечтательно улыбнулся. — Черт, я даже тебе завидую. Надо будет с какой-нибудь ирианочкой позажигать. Только опасно это, прирезать может, подгадав момент.
— Что ж, давай дерзай, Хатан, но держи ухо востро. А Леаркат еще и художник. Меня нарисовала, точь-в-точь, вылитый получился. Правда, пока она на кухне стряпала, я еще несколько портретов нашел. Даже любимым называет, правда только в постели, но все же называет. Времени зря не теряет, у нее таких любимых и до меня и после еще... Смотрю на тебя, Хатан, и кое-чего не нахожу. Куда подевал сержантские лычки?
Хатан нехорошо улыбнулся.
— Это меня Атанас, перед тем, как на губу посадить, разжаловал.
— Кто? Капитан Атанас? Тот, что с Хатгала III?
— Ага, он самый. Ладно, начну по порядку. После того, как тебя увезли, мы похоронили всех жмуриков и вернулись в расположение. Потом, два дня гонялись за диверсантами, вот тогда-то и погиб ротный. Если бы на нем был бронник... Рядом с ним разорвалась граната от РАГа, он погиб мгновенно. После боя мы с ребятами похоронили его с почестями. Всем было горько, мы уважали Кракса. Не будь он дураком и носил бы бронекостюм, то был бы сейчас жив.
Мэк потупил взгляд и тяжело задышал.
— Потом к нам прибыл капитан Атанас, — продолжил Хатан, подкурив новую сигарету. — На построении он меня узнал и знаешь, что сказал? «И ты здесь, Хатан? Меня из-за тебя сюда бросили.» Представляешь? Этого урода направили на войну. Да еще в черный легион! И к тому же ротным, хотя капитаны-бээнцы в легионах командуют батальонами, а не ротами, как в регулярных войсках. Так что, он теперь здесь, на Ирбидоре. И из-за нас! Видать, следаки из внутренней безопасности БН таки докопались, что мы там на Хатгале натворили, а крайним вышел Атанас. Он, конечно, зуб сразу на меня заимел, это понятно. Придирался, подгаживал. Да и не только мне. Однажды, когда рядом никого не было, он меня здорово достал по поводу моего ярко выраженного похмелья. И я ему довольно не слабо двинул в брюхо и сказал, что на войне иногда стреляют в спину. На следующий день он оформил на меня записку об аресте «за халатное исполнение приказов», на пять суток и разжаловал.
— А мог бы и раздуть, тогда тебя бы вмиг в расход.
— Он в штаны наложил, видно его проняли мои слова про выстрелы в спину. Да и представь, из тепленького места прямо на войну попасть, вот он, наверное, и посоображал, а чем черт не шутит?
— Ну и как ты сейчас?
— Сейчас-то последние сутки на губе торчу.
— Веселенькое взыскание получается.
— Я доволен, Мэк. Знаешь, что такое гауптвахта здесь? Полугнилой сарай в сожженном хуторе, охраняют два хромых калеки. Тишь и благодать, только кормежка ни к черту. Но я доволен. Да и ребята каждый день чего-нибудь носят. Да и моим часовым кое-что перепадает. Сижу с еще одним арестованным, которого за воровство посадили. У своих же крал, гад. Я его, так, буцкаю время от времени, чтобы не расслаблялся. Атанас думал, что утопил меня в дерьме, но просчитался.
— А как ты ко мне пришел, тебя же охраняют?
— Ха! Договорился с часовым навестить тебя на полчасика.
— Да, думаю, узнай об этом Атанас, его точно от злости хватил бы удар.
— Он уже не узнает. Ребята рассказали, что он подорвался на мине. Остался без ног, руки по локоть оторвало. Но выжил. Его увезли в главный госпиталь группировки. И сопровождали его туда наши, не церемонясь, обращались, как с мешком дерьма, поиздевались на славу. Хорошо проводили!.. Завтра вот выхожу, а в полку работы прибавилось. Нам передали трофейное артвооружение, уже дегазованное, то самое, которое ты видел, когда тебе фильтр прострелили. Кстати, как у тебя тут с кормежкой?
— Да так, дают, в основном, бурду, но голодным не бываю, Леаркат заботится. Я доволен.
— Счастливчик. Ладно. Я побежал, пора возвращаться. Выздоравливай давай, поправляйся!
Они крепко пожали руки и Хатан припустился, давно уже ставшей привычной трусцой, обратно. А Мэк облокотился о деревцо и замечтался о нежной и ненасытной медсестре — квирумианке. Через пару часов у Леаркат заканчивалась смена.
Колонна гусеничных транспортеров с черными легионерами выползла к разбитой грунтовой дороге. Путь ей преградил поток низколетящих гравиплатформ, до предела нагруженных ранеными, среди которых большинство являлось легионерами, ведь бронекостюмы бээнцев и солдат 80-й армии значительно уменьшали потери среди них.
После недавних дождей грунтовая дорога совсем раскисла и транспорт, не снабженный гравиприводом, был обречен на долгое скитание по лесостепным районам Ирбидоры, где сейчас продолжались бои.
Пропустив колонну раненых, транспортеры медленно поползли к своей цели — к одной из деревень, насчитывающей две тысячи дворов.
Несмотря на очевидные победы, империя дорого платила за усмирение ирианских миров. Помимо обычных боевых действий шла партизанская война. Империя теряла технику и хорошо обученных солдат. Особенно большие потери несли черные легионы. Некоторые их них были полностью уничтожены еще в начале компании, иные, сильно поредевшие, расформировывались и поступали в пополнение другим. Так в
