Хиротаро обернулся и посмотрел на женщину, сидевшую рядом с больным мальчиком. Взгляд его изменился. Подняв руку, он сделал ею плавное движение, а затем двинулся вокруг них быстрым скользящим шагом, негромко и нараспев произнося текст классической пьесы Но.
Разумеется, он не знал наизусть монологов из этой пьесы, но сейчас это было неважно. Древняя история об изгнании бесов сама собой пришла ему на ум, и в каком-то внезапном восторге он разыгрывал ее теперь то ли перед своими измученными усталостью зрителями, то ли перед самой степью.
Неумело, но вдохновенно повторяя движения театрального танца, он рассказывал им о страданиях госпожи Аои, которую терзал дух ревнивой и мстительной Рокуго. Хиротаро превращался то в придворного чиновника, то в колдунью Тэрухи, то в самого демона, то в монаха, которому удалось его изгнать, а Петька и Валеркина мамка не отрывали от него глаз в ожидании чуда. Они были совершенно уверены, что японец колдует.
В пьесе рассказывалось о том, как жена принца Гэндзи госпожа Аои смертельно обидела свою соперницу, не позволив ей встретиться с мужем, и та настолько разгневалась, что дух ее еще при жизни покинул тело и стал терзать беременную Аои. Знахарка Тэрухи смогла заставить злой дух явить себя, и Рокуго, отвергнутая принцем Гэндзи ради любимой жены, заявила, что будет мстить.
В этом месте Хиротаро испытал затруднение, потому что не знал, каким образом изобразить маску дэйган, свойственную в театре Но образу мстительной женщины, однако уже в следующую секунду он снова вспомнил старуху с ведром и скроил такую рожу, что Валеркина мамка вздрогнула, а Петька разинул рот и выпустил из рук своего волчонка.
Подойдя к моменту изгнания злого духа, Хиротаро был уже совершенно уверен в себе. Он исполнял даже партию хора со всеми необходимыми комментариями по ходу пьесы. Движения его стали точны, он чувствовал, что перестал ошибаться. Плавно перемещаясь вокруг своих замерших зрителей, он с легкостью передавал пластику настоящих актеров, которые способны выразить глубокое значение своего танца одним взмахом рукава. Ему казалось даже, что он на самом деле облачен в кимоно, и он самозабвенно декламировал наполовину выдуманный им прямо на месте монолог монаха, подчеркивая смысл его слов многозначительным покачиванием широких несуществующих рукавов.
Когда Рокуго появилась перед Петькой и Валеркиной мамкой в образе демона, Хиротаро решительно вступил с ней в диалог от лица монаха и победил злую волю разгневанного духа. Издав на прощание печальный крик, демон исчез, Хиротаро замер, безмолвно передавая своей позой торжество победителя, и в предрассветной степи снова воцарилась тишина.
Петька завороженно смотрел на японца и ждал, что будет дальше. Вынудив этого бесполезного доктора заняться изгнанием бурятских злых духов, он даже представить себе не мог, во что выльется его затея. Японец отчебучил такое, что духам на том свете наверняка стало тошно.
Петьке нестерпимо захотелось вскочить на ноги и самому повторить хоть что-нибудь из того, что сделал японец – с криками, с топаньем, с завыванием. Его переполняла какая-то неуемная дикая радость, и несмотря на то что Валерка даже не шевельнулся, ему все равно хотелось завыть, заорать, запрыгать.
Наверное, он бы и заорал, не удержавшись на месте, но Валеркина мамка тихонько прикоснулась к его плечу и прошептала:
– Петя, смотри…
Он оглянулся и тут же забыл про японца.
Позади них большим полукругом сидела целая стая волков. Петька сначала не поверил своим глазам и даже сморгнул, чтобы избавиться от видения, но волки не исчезали. Они сидели, разглядывая людей, и почему-то не двигались с места.
«Сожрут, – мелькнуло в Петькиной голове. – Так и не успею на танке прокатиться».
Хиротаро медленно опустился на землю, а Валеркина мамка зачем-то взяла в руки стакан.
– У тебя ворк, – прошептал японец, не отрывая взгляда от сидевшей всего в нескольких метрах стаи. – Они хотят ворк.
Петька сначала не понял его. Он даже подумал, что японец хочет скормить волкам его питомца, но Хиротаро показал на самку, которая расположилась в самом центре волчьего полукруга. Рядом с ней пушистыми шариками замерли трое волчат. Все они были примерно одного возраста с Петькиным Испугом.
– Иди сюда, – еле слышно сказал он, потянув к себе заспанного волчонка.
Два или три волка привстали, наблюдая за Петькой. Один из них оскалил клыки.
– Не надо, Петя, – прошептала Валеркина мамка. – Может, уйдут.
Петька ничего не ответил, прижимая волчонка к груди, и встал на ноги. Остальные волки тоже поднялись со своих мест.
– Петя… – умоляюще прошелестела Валеркина мамка, но Хиротаро положил руку ей на плечо, и она замолчала.
Сердце у Петьки колотилось, как барабан. Он чувствовал, как оно бьется у него даже в коленках и пальцах ног. Сделав шаг, он остановился, не в силах двигаться дальше, и смотрел на огромного переднего волка, который пригнул голову, оскалился, вздыбил на загривке шерсть и медленно, шаг за шагом, стал приближаться к нему. Когда волк уже перед самым прыжком на мгновение замер, Петька закрыл глаза.
«Прости меня, мамка», – успел подумать он и на мгновение увидел ее печальное лицо.
В этот момент где-то недалеко вдруг взревели моторы. Степь как будто вздрогнула, вздохнула и загудела от мощи танковых двигателей. Волки прижались к земле, заметались, а вожак прыгнул в сторону, уводя стаю за собой.
– Наши… – негромко сказал Петька. – Ура… Наступление…
Он без сил опустился на землю, локтем вытирая слезы и по-прежнему не выпуская волчонка из рук. Хиротаро бросился к нему, а Валеркина мамка уронила стакан, закрыла лицо руками и сидела, не шевелясь.
Внезапно волчица, которая из-за своих волчат сильно отстала от уходящей в степь стаи, повернула назад. Подбежав к Петьке и Хиротаро, она крутнулась на месте, заскулила и припала к земле. Петька протянул ей волчонка, она схватила его за загривок и понесла прочь.
В эту секунду над степью взошло солнце.
Петька вскочил на ноги, засвистел, заорал и, размахивая руками, как сумасшедший начал бегать вокруг Хиротаро. Он вопил, стараясь перекричать гул танковых моторов, а Хиротаро улыбался взошедшему солнцу. Наконец он тоже прокричал что-то гортанное и бросился следом за Петькой.
Эти двое носились по кругу между валунов каменной соли, выкрикивая что-то несуразное, махая руками, отбрасывая гигантские длинные тени на розовую траву. Неожиданно Петька развернулся и в полном восторге прыгнул на спину Хиротаро. Тот пробежал еще немного, а потом увидел, что их тени слились в одну, и остановился.
Постояв так секунду, он развел руки в стороны. Чтобы не упасть, Петька прильнул к нему, не отрывая взгляда от их общей тени, а затем сам раскинул руки. Теперь от ног Хиротаро далеко в степь убегала длинная тень с четырьмя руками, похожая на фигуру китайского бога.
Японец постоял так еще мгновение, а потом двинулся вперед. Из-под ног у него вспорхнул жаворонок, и Хиротаро закружился на месте, задрав голову, смеясь и стараясь разглядеть в сияющей высоте испугавшую его птицу.
Но жаворонок там был уже не один. Разбуженные лучами солнца, все эти птицы с шумом взлетали из густой травы и замирали, трепеща крыльями, на такой высоте, что им было видно практически все. Они видели Валерку, открывшего глаза, и его мамку, которая в слезах склонилась над сыном. Им было видно, как уходит в сторону сопок стая волков, а от лагеря к Разгуляевке по пыльной дороге бежит одинокий ефрейтор. Им было видно, как приближаются к реке ревущие танки и как спешит за ними, беззвучно что-то крича, старший лейтенант Одинцов. С высоты жаворонки видели и пожилого японца с русским мальчиком на спине, и убегавшую от этих двоих до самого горизонта смешную многорукую тень.
Эпилог
В то утро 9 августа 1945 года наши войска пересекли государственную границу и перешли в наступление. Примерно в это же время в Нагасаки прозвучала воздушная тревога. В половине девятого утра она была отменена. Еще через два с небольшим часа над городом появились два американских бомбардировщика «B-29». Противовоздушная оборона приняла их за разведывательные самолеты, поэтому
