После дуэли

Николай. Военный министр об офицере интересуется, не так ли, Александр Иваныч? Армии урон, хоть и неважный был вояка. А?

Чернышев. Молодость, ваше величество, молодости свойственно себя афишировать, а не о глубине дела стараться: опытный солдат бережет себя, ложной храбростью не бравирует.

Николай. Вот то-то что!.. Полно таиться (не дает убрать книги), Александра Федоровна, я твою привязанность уважаю. Да и сам таланты чту, не думай. Да только что ж талант! Я в тонкости не вхожу, но ты мне с талантом будь гражданином, служи отечеству, вот главное. Если дурное проповедовать, то, по мне, лучше без таланту, а то талант лишь усилит дурное!..

Александра (боязливо). Мы с вами уже дискуссировали эту тему, не хочу вас больше обременять ею. Вот и Александр Иваныч говорил прошлый раз, я поняла: дела империи за один день включают в себя событий столько, что случай с одним офицером есть лишь капля в море.

Чернышев. Истинно так, государыня, всякий мой утренний доклад, к примеру, содержит столь…

Николай. Ну отчего же! Не так! Судьба последнего моего крестьянина занимает меня, великое из малого строится, всякая русская жизнь, – уж коли дано богом мне за нее отвечать, – вот здесь лежит. (Показывает на сердце.) Жалею, жалею о нем, что говорить! Молод был, еще перебесился бы.

Мария Павловна. Однако давеча вы как будто резко отозвались…

Николай. Да ведь как по резко, сестра! Я и теперь думаю: для пользы его отсюда отправили! Взять за моду презрение к человечеству, точить все ядом, возбуждать одно неверие да сомнения! У нас и без того хватает ипохондриков да мизантропов. Ум его был развращенный и испорченный, я с одною надеждою его посылал: чтоб прочистил мозги да понял, какова на самом деле жизнь! Кто ж виноват, что и там вместо дела нашел себе занятие в злословии и насмешках над своими же товарищами…

Мария Павловна. Опять, Никс! О мертвых пли хорошо, пли ничего.

Александра. Я право не хотела вас утруждать…

Николай (Чернышеву). Вот, видишь ты, как они! Жалостливы! А я – жесток! Я его в тот раз легко воротил, а стишки были мерзкие, да, мало того, – преступные, – о пушкинской-то кончине! Вспомните-ко! За одни таковы стишки… Да ладно!.. Вредный был мальчик, что говорить! И дерзок непомерно, и не-чес-тен! Да! Зимой-то просился в отпуск, бабушкой умолял, болезнью ее, а едва приехал, на балах явился, бабушку забыл, опять делал вызовы свои свету. Не так ли?… Ну, да бог с ним, эту моду не он один взял!.. Мне другое обидно: коли ты писатель, выразитель общества, так умей понять, умей увидеть, подхвати идеал, возьми не сукина сына в герои времени…

Мария Павловна. Николя!..

Николай. Не себялюбца, не ипохондрика, а истинного героя – человека широкого, русского, деятеля… Я, помню, читал, так думал, что оп этого… кавказца, как его?… Старик-то там у него?…

Александра (робко). Максим Максимыч.

Николай. Вот! Думал, он этого Максим Максимыча героем-то времени обрисует, а он? Развей он этого кавказца, расширь, – вот и вышел бы герой: простой, честный, добрый человек. Воин. Труженик. Веры, правды и терпения. На каких Русь стоит. Да только нашим испорченным умам нешто такие герои по душе! – Каков сам, таков и герой!.. Герой нашего времени!..

Александра. Это не без иронии названо.

Николай. Насмешка. Спасибо, над господом еще не смеются.

Пауза. Николай ходит.

Мария Павловна. Кто-то молвил, однако, что, развейся его талант, и он мог бы заменить Пушкина…

Пауза.

…Если бы дать ему направление…

Николай. Он вон повторил Пушкина, куда больше!.. А направление давали ему. Но они ж у нас, либералы-то наши, гнуться не хотят, лучше переломятся… Нет, не люблю этого нытья, не люблю!..

Мария Павловна (вставая). Будьте добрее, Николя…

Николай. Я не добр? Ну, не знаю! Я не добр!.. Александр Иваныч!..

Чернышев. Добрее было бы невозможно.

Николай. Да бог с ним! Много об этом говорим. Я его простил и не сержусь… Земля ему пухом!..

Александра. Отчего не сделать этого раньше!.. (Отворачивается на секунду.) Простите!..

Неловкая пауза.

Николай (уже сухо). Не заставляйте меня, Александрии, говорить того, что я не должен говорить… (Сестре.) Мы тебя ждем, сестра. (Быстро уходит.)

Чернышев (быстро). Государь милосерд, мы сей час только говорили: он склонен секундантов простить, а Мартыново дело быстрее закончить, для чего передать его из гражданского в военный суд, – новых жертв не мыслит он умножать… Добрее невозможно!.. (Разводит руками и спешно удаляется.)

Женщины смотрят друг на друга.

Пауза.

Александра. Добрее невозможно! Кто убил – простят, кто убит – не прощают…

Мария Павловна. Ну, мой друг, будьте благоразумнее.