– Вот, мадам. Если вы встанете, я ополосну вас.
Петра поднялась, служанка взяла большой кувшин и встала на табурет, чтобы вылить тепловатую воду и смыть оставшуюся пену. После чего Петра вышла из ванны и завернулась в большое полотенце. Она вытиралась, когда кто-то постучал в дверь. Она не могла не вздрогнуть от тревоги и не бросить взгляд на свою рубашку и завернутый в нее нож.
Перед входной дверью была поставлена ширма, и Нанетт исчезла за ней. Она быстро и тихо переговорила с кем-то, потом вернулась, улыбаясь, со свертком в руках.
– Одежда, мадам. Я волновалась, что вам придется есть, завернувшись в простыню!
Она разложила чистую рубашку, бледную нижнюю юбку и платье из зеленой ткани, украшенной цветочками. Петра сразу же подумала, что все слишком красиво. Было ли это чувство вины, что она бросила монашеское одеяние, или тревога о реакции Робина? Как бы то ни было, у нее нет выбора.
Она надела рубашку и нижнюю юбку.
– О, мадам, мы забыли про корсет!
– Не важно, – сказала Петра, беря платье. В нем были два кармана, в которые можно было проникать сквозь прорези. Это хорошо, очень хорошо. Она сможет носить в них ее драгоценный молитвенник. Петра сожалела, что оставила его в карете.
Петра быстро оделась. Платье плотно облегало грудь, но это компенсировалось отсутствием корсета. Оно сидело достаточно хорошо и было почти нужной длины.
Но когда Петра повернулась к зеркалу, то поняла, что не зря беспокоилась. Платье было слишком красиво, с довольно низким корсажем. Цвет ей очень шел. Прошло много лет с тех пор, когда она носила что-то, кроме монашеского платья, – если не считать одежду Гулар. К своему удивлению, она почувствовала себя уязвимой.
– Что-то не так, мадам? – спросила горничная.
– Мои волосы. – Петра использовала это как отговорку, касаясь их.
Они действительно выглядели своеобразно. Короткие, они после мытья превратились в буйство кудряшек. На херувиме это было бы очаровательно; на взрослой женщине выглядело нелепо.
– Это необычно, мадам, но красиво. Так модно там, откуда вы приехали?
Петра ответила, что модно. Другого объяснения она не могла придумать.
– Вместе с платьем принесли чепчик, мэм.
Петра схватила его, удивленная, какой действующей на нервы оказалась эта смена одежды. Чепец был похож на тот, что она носила с монашеским платьем, но свободнее и более легкомысленный. Оборка впереди была широкой, кружевной, без вдовьего выступа. Он завязывался под подбородком, но широкой шелковой лентой. Петра увидела и шляпку, если диск из соломы заслуживал такого названия. Ленты в тон платью образовывали узел на верху шляпки, а в добавление к ним сзади свисал еще целый ярд ткани.
– Это, наверное, был чей-то любимый наряд, – сказала Петра, гадая, не стоит ли за этим трагедия.
– Луизиной сестры, мадам. Она очень гордилась им, но сейчас она носит второго ребенка, так что вряд ли он ей понадобится после родов, не беспокойтесь, мадам. Ваш брат хорошо заплатил.
– И тем не менее я благодарна. – Петра нервно разгладила платье на бедрах. Никаких обручей или крахмальных нижних юбок. – Я пока не надену шляпку, но есть ли у меня туфли?
– О! Простите. Луиза взяла те странные сандалии, чтобы знать размер. Пойду посмотрю, что она нашла. И чулки тоже. Как она могла забыть о них?
«Обычная женщина носила бы свои собственные», – подумала Петра.
Раздался стук в дверь гостиной, и из-за нее донесся голос Робина:
– Ты готова, Мария? Еду уже подали.
– Иду! – крикнула Петра, жестом отпустив служанку. Она вытащила нож из рубашки, снова привязала его к бедру и пошла к двери. Однако открыв, осознала, что она босиком.
Он смотрел, но не на ее ноги.
– Мои извинения. Я не видел вас одетой во что-то подобное… Так давно, – добавил он, вспомнив об их отношениях брата и сестры. Потом он увидел ее ноги и улыбнулся так, что ее пальцы на ногах, наверное, покраснели. Она поспешила в гостиную, где был накрыт стол.
– Ах, – сказал он, – наконец-то я могу удовлетворить некоторые из ваших желаний.
Запах теплого хрустящего хлеба дразнил ее ноздри. От вида масла, вина и корзины фруктов ее рот наполнился слюной. Слуга стоял, готовый разливать суп в тарелки, запах от супа шел превосходный. Петра села и принялась за еду.
– О, это очень хорошо. – Она вздохнула и улыбнулась Робину прежде, чем вспомнила, что сказала.
У него на щеках появились ямочки.
– Вы во всей красе, – сказала она, чтобы сгладить неловкость. – Полагаю, карета уже прибыла.
Он налил белого вина в ее бокал.
– Всего через четверть часа после нас.
Дорогие кружева ниспадали на его руки с длинными пальцами. Пена таких же кружев украшала шею. В первый раз с момента ее знакомства с ним он был в галстуке, к тому же очень красивом.
Его камзол не подходил для двора, но был весьма изыскан, из темно-синей ткани, с позолоченными пуговицами, надетый поверх жилета из бежевой парчи. Однако никаких драгоценностей, но тут она
