– Уже восемь… Пора в аэропорт. Сегодня – Ростов-на-Дону.
– Как ты можешь выступать так часто? – ворчала я, целуя его, не в силах разлепить веки.
– Часто – это круто! Радоваться надо… Вот когда начнется «редко», тогда… Помни про кубышку! – Он чмокал меня в ответ.
– Порви их!
– Обязательно!
– Я про билеты…
– А я про публику!
– Я буду ждать.
– Я приду.
Он молча махал мне рукой и поворачивался в дверях. Водитель Стас во дворе выжимал клаксон «Бьюика». Я провожала взглядом Славкину спину, медленно закрывала дверь и печально щелкала замками. «Вот он, звук моей печали, – думала я, – надо будет вставить в песню…» Ложилась в кровать и долго не могла уснуть. И открыть глаза тоже не могла. Тело сопротивлялось. Мое тело не хотело прощаться с ним, не хотело забывать его. Моего лучшего любовника. Единственного. Как бы мне хотелось, чтобы он мог быть еще и другом, который всегда рядом. Работа… Какая злая работа… Факин фак!
А потом и у меня случился первый новогодний чес! Нет-нет, это не кожная болезнь, хотя лучше бы – экзема… Просто два хита начинающей певицы Белки достигли необходимого количества ушей для того, чтобы Гвидо смог подсуетиться и зарядить аж двадцать концертов в Москве. Ну, не совсем концертов… Точнее – вообще не концертов. Даже не знаю, как обозвать эти затрапезные «караоке на сцене»! Ни тебе музыкантов, с настоящим «живым» звуком, ни тебе шоу, никаких танцоров, экранов, световой режиссуры и прочих приятных мелочей, создающих то, что принято называть гордым словом Шоу! Все планировалось банально: на сцене – я с микрофоном и гитаркой да фонограмма. До последнего мой МэйнМэн, как он иногда называл себя после двухсот Хеннесси, мучался вопросом – нанять пару танцоров, чтобы мне было не так одиноко на пустой сцене или… Победило «или». Мне на шею повесили электрогитарку, естественно, без подключения. По замыслу Гвидо, инструмент подчеркнет мой интеллектуальный имидж и недвусмысленно заявит публике, что я – не просто очередная нарядная «Буратина телекомандата», а серьезный музыкант и соавтор своих песен. Перед первым выходом, на корпоративе торговцев автомобилями в ресторане «Турандот», меня можно было выжимать над засушливыми полями африканских колхозников, так я вспотела. От волнения, естественно. Ноги отказывались слушаться, когда бодрый армянский ведущий из «Камеди Клаб», с приподъебочкой, как у них принято, выкрикнул в микрофон: «Встречайте – Бе-е-елка-а-а!» Как на ходулях взошла на этот ресторанный эшафот, техник набросил мне на шею петлю, которая оказалась гитарным ремнем, человек тридцать у сцены вежливо похлопали, я приготовилась раскрыть рот, и… фонограмму заело! Не знаю, что там у них случилось, но я стояла на сцене в полной готовности петь, люди стояли у сцены в полной готовности слушать, люди сидели за столиками в полной готовности жевать, запивать и прислушиваться, а музыка совсем не готова была звучать! Конфуз и тяжкое проклятье на весь род звукорежиссера до пятого колена! Гвидо, чье лицо в первом ряду у сцены, по его же великому замыслу, должно было придавать мне уверенности, быстро слился в будку звуковиков. Секунды капали, прибавляясь к вечности, кажется, я слышала их звонкое «тик-так-тик-так». Публика начала посвистывать. Подкатывал традиционный сблев. Это склизкая паранойя готовилась смыть новую артистку с лица земли. Мне казалось, что все смотрят на меня с презрительной иронией. Я читала в каждом взгляде, уставленном на эту нелепую гитару у меня на шее: «Ну, что, новая модная, облажалась?! Все вы такие, продюсерские куклы! Только рот разевать под фонограмму да ноги в постели раздвигать умеете! А развлекать зрителей – для этого талант нужен, это точно не к вам!» Я почувствовала, как ожог крапивы заливает мне шею и расползается дальше, на лицо, уши, кончики волос. Кажется, кто-то из зрителей захрюкал. Во время корпоративов публика принципиально не стесняется. А чего стесняться – все свои! Раздался выкрик, топот, свист, свист и… я, наконец, разозлилась! Вата в ногах и руках затвердела, я скинула с шеи гитарную удавку, оглянулась и увидела в глубине сцены маленький белый электророяль. Для Маликова поставили. Но, перед тем как пройти к нему, я приблизилась к самому краю сцены, вгляделась в лица зрителей, стараясь изобразить пристальный взгляд заклинателя змей, медленно вложила два пальца себе в рот и оглушительно свистнула! Мне ответили… аплодисментами. Они здорово меня подбодрили. Усевшись за рояль и коснувшись влажными от пота пальцами теплых клавиш, я вспомнила клуб «Гагарин» в Твери, вечно орущего на меня за опоздания клавишника Макса, барабанщика Коляна, друзей, поклонников, которым я пела все их любимые хиты… и вдарила зажигательный зонг Нины Симон. У рояля работал лишь встроенный динамик, и я пела без микрофона, но – кто может сопротивляться энергии? Всем все было слышно и без подключения! Я вложила в то исполнение силу, которую альпинист тратит на последнее подтягивание к вершине! Р-р-р-раз – есть! Я взяла их! Недавние свистуны пританцовывали между столиками и хлопали в такт бешеному ритму. За Ниной Симон последовали ранний Маккартни и Джейн Биркин. Когда Гвидо появился у сцены и знаками стал показывать мне, что техническая проблема ликвидирована, я уже подняла культурный уровень этих продавцов автомобилей, успев познакомить их с пятью или шестью волшебными песнями – увы! – не из моего репертуара! Меня приветствовали так, будто это я единолично скупила у них годовой запас Porsche. Нелепая гитара была презрительно отодвинута ногой, я подошла к микрофону и в нескольких словах сообщила, что сейчас я исполню песни, слова к которым сочинила сама. То есть – песни обо мне. Им уже ничего не надо было объяснять. Они уже были моими! Моими зрителями! Моей публикой! Моей кровью, жизнью, воздухом, мечтами, надеждами… Они приняли меня. Приняли такой, какой я сама себе однажды приснилась. Вот так.
А Гвидо постарался разбить мне сердце. Прямо за кулисами, сразу же после моего маленького, но такого важного триумфа. Я влетела в комнатушку, которую нам отрядили под «как бы гримерную», и бросилась Гвидо на шею. Чувства переполняли меня. Такими крыльями я не размахивала со времен моего первого диджейского сета в тверском клубе «Зебра».
– Ты умница, ма шер! Я не зря поверил в тебя! Ты развеяла все сомнения!
– Ты что-о-о?! Еще сомневался во мне?
– О! Не добивай меня! Скажу по секрету, как бы ни был талантлив Артист, есть одна вещь, которую невозможно проверить до первого концерта!
– Какая?
– Сценическая харизма! Чу! Прислушайся! – Гвидо приложил палец к губам, я навострила уши, но расслышала только «минусовку» мальчуковой группы, которая пошла на сцену сразу вслед за мной. У них в этом году тоже реализовались два хита, и группу считали перспективной. – Слышишь? Они тоже, как и ты, поют. У них тоже есть два хита! Но им никогда не стать великой группой! Я видел их на прошлой неделе – четыре смазливые голосистые куклы, только и всего – полный ноль по харизме! Они могут продержаться несколько лет, но только при условии безупречного продюсирования и продакшна! Случись у них сбой с «минусовкой», как у тебя, они бы уносили ноги со сцены! Как стадо баранов во время камнепада. Им никогда не порвать стадион. Они могут транслировать себя на тридцать-сорок человек у сцены, не более… А вот Артист с харизмой, – Гвидо горделиво похлопал меня по плечу, – может позволить себе нести со сцены любую пургу, но из его уст это будет звучать как откровение, как мантра, как заклинание публики… Спасибо. Ты доказала сегодня! Я не ошибся! – Он чмокнул меня со всей влажностью своей признательности.
– Гвидо… Если все так, как ты говоришь… то… может быть… ну, понимаешь… Новый год – мой самый любимый праздник! Только одна ночь!
– Даже не начинай! – Гвидо резко оборвал меня. – Не разочаровывай меня! Только не сейчас! Ты, для которой я только что прозрел в дымке времени будущее великой Артистки! Вдруг начинаешь рассуждать, как жалкий лузер! Никаких поблажек! В бой! Только – в бой!
– Ну, Гвидошечка! Я буду биться, сколько потребуется! Даже в день рождения я буду в форме… готова работать! Но… эту ночь… подари мне… пожалуйста-а-а.
– Никогда не называй меня «Гвидошечка»! Это – во-первых. Не распускай слюни. И выброси из своего лексикона омерзительные кошачьи выражения! Во-вторых, ты в курсе, сколько я уже успел в тебя вбухать?! Нет?! Ну, конечно, низменные материи нас, высокоодухотворенных личностей, не интересуют?! Открою тебе этот секрет. Полмиллиона! Полмиллиона в твердой европейской валюте. И в ближайшие два месяца
