– Нынче так не принято.
– Ну почему? Разгорячившиеся мужики завсегда оставляют. Сотни иен хватит. Нет, не сотни – тысячи. Слушай, тысяча иен? В жутком мире ты живешь…
– Сейчас об этом, – вставила мать, – говорить не стоит.
– Почему не стоит? – Отец помешивал в кастрюле. – Говори, что хочешь.
– Даже не верится, что уже сорок восемь. – Мать всматривалась в меня.
– Да уж, – ответил я. – А как я рад, что моя мама – такая молодая и красивая.
– Еще бы, – засиял отец.
В его возрасте так сказать я бы себе не позволил. Сейчас, наоборот, мне казалось, что это уместно. Звучало доходчивей.
– А ты неплохо управлялся без нас. Подумать только – тридцать шесть лет.
– Жену вот даже успел завести, – сказал отец.
– Дети – они всегда как-нибудь да справляются.
– А как быть, если нас нет?
– Замолчи, а? – Мать.
– Ты мне брось так говорить. – Отец.
– Ты что, не понимаешь? Нам некогда трепать языками. – Голос матери вдруг задрожал, словно бы от слез.
– Что значит «некогда»? – Я перевел взгляд с матери на отца.
– Что, горит?
– Да. – На глаза матери навернулись слезы. – Ты думаешь, я просто так официантку отправила?
Я опять посмотрел на отца. Он сидел с убитым видом.
– Ты это про что?
– Так, ничего.
Отец качал головой с серьезным видом. По нему не скажешь, что «все в порядке».
– Можно? – Мать поменяла позу. – Я сильно волнуюсь, и слов не могу подобрать. Мы тебя очень любим.
– Вы что, уходите? – почувствовал я.
– Хорошо, что мы свиделись, – сказал отец. – Ты – хороший сын.
– Верно, – подхватила мать.
– Никакой я не хороший. Я не такой, как вы обо мне говорите. Был плохим мужем, неважным отцом. Вы просто не знаете, насколько вы лучше меня. Вы на удивление мягкие люди. Глядя на вас, я понимал, каким отцом нужно быть. Я вот так говорю, но сам не знаю, дорожил бы вами или нет, живи вы все это время… До сих пор толком ничего не сделал. Сплошная грызня на глазах у…
Начал я фразу и обомлел.
Плечо матери стало расплывчатым. Контур сохранялся, но уже просвечивал.
В панике я посмотрел на отца – часть его груди уже пропала.
Вот в чем дело. Вот вы как уходите. Я лишь открыл рот, не в силах что-либо произнести.
– Все кончено, – сказал отец. – Уже все кончено.
– Мы гордимся тобой, – сказала мать.
– И даже очень. Только брось постоянно себя корить. Нужно ценить собственное «я». Не будешь ценить себя – никто за тебя это не сделает.
– Не уходите! – У меня неожиданно прорвался голос малыша.
– Не можем. Мы думали, у нас есть еще немного времени.
– Не хочу!
– Береги себя.
– Мы теперь больше не свидимся.
Плечо отца пропало совсем, стало прозрачным лицо матери. Я боялся, что они растворятся прямо у меня на глазах. Тем временем отец продолжал исчезать.
– Спасибо вам. Спасибо за все. Спасибо. Я сдерживал голос, а сам думал: «Хоть бы никто не помешал мне в эту минуту».
– Прощай, – сказала почти неразличимая мать.
– Будь здоров, – уже невидимый отец. Я даже не заплакал. Так мне было тяжело.
– Прощайте, – лишь тихо сказал я.
И отец, и мать бесследно исчезли. И только на столе остались палочки и тарелки, стаканы из-под пива и мешок печенья. Испачканный стол и примятые подушки.
Закипела кастрюля.
Они же ничего не поели. Ни-ско-ле-чко.
Затем навалилась усталость. Такая сильная, что хотелось положить голову на стол. Я оперся о стол локтями и закрыл руками лицо.
– Они что, в туалет пошли? Поймут, куда? – раздался голос официантки.
– Они ушли.
Я опустил руки, но лица не поднимал. Судя по всему, выглядел я ужасно. Не хотелось ее пугать.
– Ушли? Вдвоем?
Наверняка понимает – что-то произошло. И это правильно: к еде почти не притронулись.
– Принесите счет.
– Что, можно?
– Да.
– Извините, совсем не заметила, как они ушли. Подождите, пожалуйста, минутку. Газ уже можно выключить?
– Да.
– Что же случилось? Вы так весело выпивали.
Я не собирался скрывать свою горечь. Выключив газ, официантка ушла за счетом.
Плакать времени не было. Мне хотелось хоть что-то оставить на память о них. Палочки! Словно пробираясь сквозь пелену усталости, я дотянулся до них, вытащил из кармана брюк платок и, собрав всю силу в кулак, бережно завернул.
– Извините, что заставила вас ждать. Вот ваш счет.
Пришлось приложить усилия, чтобы взглянуть на счет, достать кошелек и заплатить деньги.
– Вам плохо? – чуть ли не с натянутой вежливостью поинтересовалась она. Наверное, лицо мое увидела.
– Вот, – протянул я деньги.
Официантка направилась к кассе. Я медленно встал.
Сделав четыре-пять шагов по проходу, оглянулся. Наш стол выглядел уныло, как опустевшая скорлупа. «Постой, заберу-ка я печенье», – подумал я, но возвращаться сил уже не было.
Я вышел в коридор, дождался официантку, оставил ей, как просил отец, тысячеиеновую купюру и мелочь.
– Клиент с двадцать третьего стола уходит.
Думал, в ящике у входа останется обувь родителей, но она пропала. Старец, будто бы в курсе дела, выставил только мои ботинки и гулко выпалил: «Приходите еще». Разумеется, знать он не мог ничего.
Глава 14
Из мрака доносился легкий аромат духов.
Он скрывал едва различимый запах тела, будто некий камуфляж. Но обычная маскировка – для отвлечения внимания, а этот запах служил маячком при поиске.
Проснувшись, я с восторгом ощутил, как меня окутывают сладкий аромат и тепло женского тела.
Я приоткрыл глаза и увидел белую кожу. Как будто она обволакивала меня всего.
