– Ну как? – спросил женский голос. Точно – Кей.
– Ага, – ответил я.
– Усталость хоть немного прошла?
Который час? Кажется, я проспал очень долго.
Я добрался домой на такси, в холле подбежала Кей и подхватила меня. Но я попытался ее оттолкнуть. Хотел идти сам. Думал, нужно ей все объяснить, но сил сказать хоть что-то не было. Еще бы, стыдно – расстаться с родителями и вернуться к женщине. Хотелось отстраниться от земного.
Кей вряд ли меня поймет. В глазах ее затаилась обида отвергнутой женщины. Она окружала меня на расстоянии и вошла следом в лифт. Про одного человека сказать «окружала на расстоянии» странно, но мне казалось: упади я сейчас, и она в любой момент меня поддержит. Я осознавал, что должен был быть ей за это благодарен, но эмоции как бы всасывались в меня.
Даже в коридоре седьмого этажа, когда ноги подкосились совершенно, я стряхнул ее руку. Хотя делать этого не стоило. Почему же я такой бессердечный? Кей здесь не виновата. Однако даже когда я рухнул на колени, не в силах вставить ключ в замочную скважину, от ее помощи я отказался.
Сейчас я лежал на кровати.
Как до нее добрался – не помню. Не могу даже сообразить, сам открыл дверь или нет. Только припоминаю, что до последнего отвергал помощь Кей. Но сейчас это оставалось лишь в памяти: я лежал в объятиях Кей и был этому рад.
– А теперь? – опять спросила она.
– Ага.
– Устал?
«Да. Или нет? Вроде прошло. Усталости нет. Вот это да, усталость прошла!» – хотел было сказать я, но вместо этого начал целовать белую кожу, будто меня в нее втягивало. Скользя губами по ее телу, я уже совсем было собрался нетерпеливо дотронуться до широкого куска ткани, прикрывающего грудь Кей, когда услышал краткое:
– Нет.
– Я ведь говорил тебе: большая рана или маленькая – я свое решение не поменяю.
– Извини. Я не хотела…
Тело Кей содрогнулось. Прикрывая грудь, она легла на живот. Плечи ее напряглись.
Ладно. Только почему ты мне не веришь? Я коснулся ладонью ее белого плеча и сказал:
– Ладно.
Успокойся и расслабься. Я гладил и целовал ее белую кожу. Спину прикрывал гладкий лоскут, обычно прятавший грудь, но на повторное безрассудство я не решился.
Лаская ее, я медленно стянул перекрученное покрывало. Открылась белая попка восхитительной красоты. Я гладил ее, целовал… Я забыл обо всем на свете.
Позже она, задыхаясь, спросила:
– Ну как? Все кончено?
– Да. Их… уже… нет.
Отец и мать исчезли. Но печали в моих отрывистых словах не было.
В четвертом часу мы вышли из дома пообедать.
Стояла нестерпимая жара. Шагая по окутанному выхлопными газами тротуару, я по привычке старался не дышать. Однако настроение было прекрасным.
Чего нельзя сказать о Кей: по пути в знакомый ресторанчик недалеко от дома она спросила:
– Почему у тебя нет машины?
Ее голос звучал жалобно и устало.
– Отдал сыну. Вот закончу сценарий – на машину класса «аккорд»[23] хватит.
– Купим? – словно бы клянчила Кей.
– Купим. И жилье бы поменять.
– Где не шумно.
– И просторней.
– И почему-то по ночам остаемся только мы вдвоем. В испанском ресторане, куда мы пришли, до полшестого подавали только кофе.
– Если вас устроят пирожные… – с улыбкой сказала хозяйка.
Выходить из прохлады на улицу не было ни малейшего желания. Решили обойтись кофе с тортом.
Других посетителей – всего одна парочка. Мы сели подальше от них. Выжженная безжалостным солнцем дорога из окна казалась иным миром. Музыка не играла, поэтому было очень тихо. И лишь кошка медленно бродила из одного угла помещения в другой.
Всего этого родителям больше не увидеть. Во мне наконец взыграла горечь.
– Этого надолго не хватит, – хихикнула Кей.
– В смысле?
– Со вчерашнего вечера ничего не ела, а тут – какой-то кусочек торта.
Я даже не подумал об этом. – Кей обычно выглядит наивной и счастливой, но сейчас она недовольна. Это притом, что мои родители так великодушно пожертвовали собой.
Однако о происшедшем рассказывать я пока не стал. Чтобы подробно все растолковать, потребуется время. Поэтому пусть Кей пока радуется, что призраки исчезли. На самом деле мне ее не в чем упрекнуть. Стыдно за себя – за то, что я пытался на халяву обрести в ней свое счастье. Я стыдил себя за то, что уже на следующий день после исчезновения родителей сижу рядом с такой красивой женщиной.
– Хочу тебя предупредить, – сказал я.
– Ой, страшно, – улыбнулась Кей. – Не пугай.
– Мой первый брак не состоялся. К тому же и отец из меня, судя по всему, никудышный. Наверное, я не достоин твоей любви.
– И что?
– Не питай иллюзий.
– Каких?
– Не знаю. Я не могу отделаться от мысли: почему именно я? Иногда думаю, что ты меня совсем не знаешь.
– Нет людей без иллюзий.
– Это так. На самом деле я никчемный человек. Знай это.
– То есть ты хочешь, чтобы я сказала: «Мне хорошо и с таким»?
– Пожалуй.
– Так нечестно. Раз никчемный, перестань им быть. А то хочешь, чтобы я приняла тебя таким, как есть? Самоуверенно.
Именно так. Как бы ни одобряли мое самоотрицание исчезающие родители, от женщины этого требовать нельзя.
– Ты вот так говоришь, будто… – усмехнулась Кей.
Тем временем принесли кофе с тортом. Кей потупила взгляд, ожидая, пока хозяйка уйдет. Какая она все-таки красивая.
– Ты вот так говоришь, будто…
– Что?
Кей кивнула.
– … я кажусь эдакой женщиной…
– Кажешься. Умной, красивой, привлекательной. Ты сама в себе.
– Пожалуй, я показываю тебе только свои лучшие стороны. А вот грудь, например, прячу.
– Не хочу себя принижать, но даже со всеми достоинствами мне до тебя далеко.
– Мои отрицательные стороны – ужасны. Просто гремучая смесь!..
– Мои тоже.
– И я не в силах устоять перед худшими из них. И хочется саму себя… – Кей замялась, подбирая
