– А на что будешь покупать горючее для ракеты? – лениво спросил Моржов.
– На пенсию. Я буду позиционировать себя как активнейший электорат, и государство станет всячески поддерживать меня доплатами, надбавками и коэффициентами. А я на них буду покупать космический бензин и парить в невесомости, как прекрасная птица. Ведь человек рождён для полёта!
– А пищу птице приобретать на что? – допытывался Моржов. – Огородничеством займёшься? Посадишь картошку – вырастет картошка, посадишь макароны – вырастут макароны…
Щёкин немного подумал. Под насыпью на коньке шиферной крыши появился толстый пятнистый кот, похожий на маленькую панду. Он осторожно прошёлся по ребру и скрылся за трубой.
– В Нижнем-Задолгом я буду разводить котов! – гордо сказал Щёкин. – Огромных деревенских волосатых котов. Они будут меня обожать, будут просто без ума от меня. С лучшими из них я буду спать на русской печи. А знаешь, за что коты будут меня любить?…
– За что?
– Коты преданы вовсе не тем, кто их кормит, гладит или играет с ними. Коты преданы тем, кто их чему-нибудь учит. Они очень любят учиться. Я буду их учить любви к отчему дому. За это они будут мне нечеловечески благодарны. Когда мне потребуются деньги на какую-нибудь пищу, я буду продавать какого- нибудь кота. А кот потом будет возвращаться домой через тайгу и пургу. То есть и деньги у меня будут, и поголовье котов не уменьшится.
– Кому же нужны коты в наше-то время? – усомнился Моржов.
– Не-е, ты тень на плетень не наводи! – лукаво ответил Щёкин. – Коты – это ценнейший ресурс. Они уют вырабатывают.
Было девять утра. Электричка пришла, но дети не приехали.
В десять часов из-под насыпи на перрон вылезли Бязов и Чаков. Они до того точно походили на самих себя вчерашних (в тех же обрезанных резиновых сапогах, в тех же лоснящихся пиджаках и в штанах «с тормозами»), что казалось, будто всю ночь они провалялись под насыпью в бурьяне.
Чаков остановился поодаль, а Бязов подсел к Моржову и стрельнул сигарету. Не то чтобы у Бязова кончились сигареты – нет, это было своеобразным подключением к Моржову. И Моржов это понял. Бязов курил и молчал, словно вживаясь в атмосферу вокруг Моржова, – вмалчивался в его молчание, как ледокол в паковый лёд. Чем более органично среде будет вымогательство опохмелки, тем больше оно имеет шансов на успех.
– Насос-то нормально работает? – наконец спросил Бязов.
Щёкин спал на шпалах. Можно было подумать, что он умотался, всю ночь гоняя насос на предельных оборотах.
– Нормально, – сказал Моржов. Бязов затих, тяжело ворочая бровями.
– Там у вас у второго домика крыльцо перекосило, – издалека подсказал Чаков.
– Надо поправить? – очнулся Бязов.
– Хер с ним, – нейтрально ответил Моржов.
– Может, забор поставить? – предложил Бязов.
– Слишком дорого.
– А крыша не течёт?
– Откуда я знаю? – вздохнул Моржов. Он понял, что ему придётся пройти сквозь весь строй хозяйственно-похмелочных инициатив. – Дождя ночью не было.
– Был! – издалека гневно возразил Чаков.
– Значит, не течёт, – мстительно сказал Моржов.
– Окно там ещё разбитое есть… – безнадёжно вспомнил Бязов.
Оно тоже не течёт.
Бязов засопел, бросил сигарету и слез со шпал. Опохмелка у него с Чаковым выходила всё-таки за свой счёт.
– Вам в Колымагино в магазин не надо? – напрямик спросил он. – А то мы сейчас поедем…
– Детей ждём, – пояснил Моржов. – Не до магазина уже.
– Ну, как хочешь, – обиделся Бязов. – Уламывать не буду.
Бязов и Чаков понуро перешли рельсы и исчезли под насыпью. Через некоторое время там заклокотал мотоцикл. Его треск уполз вдоль насыпи в сторону Ковязина. То ли друиды решили для верности ехать сразу в город, то ли хотели проехать в село Сухонавозово по старому деревянному мосту, на который вёл отворот с ковязинского шоссе. Щёкин спал.
В одиннадцать прибыла вторая электричка. Моржов обозревал её в бинокль. Из дверей головного вагона на перрон спустился высокий тоненький мальчик в шортах и с рюкзачком. Моржов узнал его и помахал рукой. Это был Серёжа Васенин из кружка Костёрыча. Моржов ткнул Щёкина кулаком в бок, чтобы Щёкин проснулся, принял приличествующее педагогу вертикальное положение и убрал с глаз долой пивные банки. Серёжа Васенин па пятачке у бетонного столба в безопасности аккуратно дождался, пока электричка уедет, и подошёл к штабелю шпал.
– Доброе утро, Борис Данилович и Дмитрий Александрович, – вежливо поздоровался он. – А где находится лагерь?
– Лагерь там, под горой, за лесом, – пояснил Моржов. – Константин Егорович уже в лагере. А ты один приехал?
– Брат у меня не смог, – пояснил Серёжа. – Мама сказала, что кто-то из нас должен помогать ей на огороде. Мы решили, что в лагерь поеду я, а Саша останется с мамой.
– А кто ещё из вашего кружка приедет?
– Наверное, больше никто. Витя и Миша не могут, Андрюша Телегин заболел, Миша, который Смирнов, поедет на юг, а Слава и Ваня – к бабушкам, – подробно рассказал Серёжа. – Я могу идти?
– Да, иди, – разрешил Моржов.
– Вон, по дороге, – хрипло сказал Щёкин и указал пальцем.
– Спасибо, – сказал Серёжа. Он повернулся, по всем правилам дорожного движения посмотрел сначала налево, а потом направо, перешёл рельсы, отыскал тропинку и стал спускаться с насыпи.
– Хороший мальчик, – похмельно прохрипел Щёкин.
Он достал новую банку и откупорил. Вдали на склоне на дороге под ельником показалась фигурка Серёжи Васенина, шагающего к лагерю согласно инструкции.
– Как педагог я гуманнее, чем Костёрыч, – сказал Щёкин. – Я хоть на котах буду практиковать, а Костёрыч – на людях.
– То есть?… – не понял Моржов.
– Костёрыч научит Серёжу Васенина любви к городу Ковязину, а город Ковязин будет продавать Серёжу Васенина, как я – своих котов, а Серёжа Васенин будет возвращаться в город Ковязин через тайгу и пургу, а город Ковязин снова будет его продавать… И так до пенсии и до космодрома.
– Давай лучше про девок поговорим, – помолчав, мрачно предложил Моржов.
– Жизнь – это кузница, – изрёк Щёкин и тотчас переключился: – Девки у нас качественные, а Сонечка – лучше всех. Глупенькая-глупенькая – аж фляга свистит. И ни бе, ни ме, ни кукареку. Чудо!
– Вон и она, – сказал Моржов, разглядывая в бинокль дорогу, по которой только что прошёл Серёжа Васенин.
Соня шагала к разъезду с сумкой в руке.
– Наверное, обед несёт, – предположил Моржов. Соня приближалась небыстро. Моржов и Щёкин сидели на шпалах и ждали её, как два соловья-разбойника.
Соня была одета не по Троельге – в лёгкое цветастое платье.
– Здравствуйте, – робко, словно чужим, сказала Соня Моржову и Щёкину. – Роза Дамировна… ну, вам поесть послала…
Моржов отполз чуть в сторону, освобождая Соне местечко между собою и Щёкиным.
– Присаживайся, – радушно предложил он.
Соня подумала и, смущаясь, неловко залезла на шпалы. По пути она толкнулась в колено Моржова круглой и мягкой попой. Устроившись, Соня сразу сдвинула ноги, зажав подол, чтобы ветер от пролетающих поездов не вывернул платье ей на живот.
Моржов и Щёкин быстро поделили бутерброды. Получилось по три на человека. Последний бутерброд
