а есть и фарисеи. Но перекрасить всех баптистов в сектантов…
– Ладно, деда, – встала я. – Деньги наши пропить не вздумай – сам знаешь, что будет.
– Злая ты, Марья, – печально ответил дед. – Злая.
– Какой уж уродилась, – ехидно улыбнулась я.
После дяди Мини мы завернули в книжный магазин, я набрала себе новинок, ухитрилась хорошенько поцеловать Дэна между стеллажами и под дикий взгляд молоденькой продавщицы (неужто видела?) мы, смеясь, выбежали на улицу.
– Так чего с дедом нашим будет, если он деньги пропьет? – спросил Дэн, наконец просмеявшись.
– Жесточайшая диарея, – стыдливо призналась я.
– А это чего такое?
– Потом в словаре посмотришь, – потупилась я.
– Это то, что я думаю? – медленно осведомился Дэн.
– Ага, – кивнула я и мы снова заржали.
– Сволочь ты у меня все-таки, Магдалиночка, – утирая слезы, пожурил Дэн.
Я усердно поковыряла носком туфельки асфальт и заметила:
– Видели глазки, кого брали.
Он чмокнул меня в макушку и задумчиво сказал:
– Надо Клавдию все же навестить.
– Конечно надо, – поддержала я его. – Вот завтра и сходим.
Это была классная идея – насчет деда. Однажды я где-то вычитала, что самые крепкие отношения получаются тогда, когда людей связывают общие интересы. Ну, например, свечной заводик или дрессировка тушканчиков. Я долго ломала голову – что же это может быть в нашем случае? Я работаю ведьмой, у Дэна – сотовая компания, несколько веток городских телефонов, интернет и спутниковое телевидение. Ну что, что у нас может быть общего? Если собачку завести – так у меня Бакс, матерый котяра, ее порвет как газетку. Котенка постигнет та же участь, Баксюша у меня ревнивый. Он на Дэна – то до сих пор шипит.
И тогда мы завели деда Миню, который и стал связующим звеном меж нами. Ибо теперь нам приходится его контролировать, читать книги по педагогике и жарко обсуждать методы его перевоспитания.
Получилось это случайно. В тот день мы с Дэном сидели на лавочке, ели мороженки, а в нескольких метрах от нас, привалившись к стене здания, сидел нищий старичок с кепочкой у ног.
Я невольно к нему приглядывалась. Уж больно сильно кашлял он на июльской жаре. Заваливался куда- то вбок, словно ноги его не держали. Практически не открывал глаз. И чувствовалось, что не пьян он. А уж когда он не отреагировал на то, что мальчишки неторопясь выгребли всю милостыню из кепки – я встревожилась.
– Слышь, – толкнула я Дэна. – Ты как хочешь, но деда мне жалко. Смотри, какой он больной.
– Да придуривается, чтобы денег дали, – пожал он плечами.
Я посмотрела на него долгим взглядом, в котором сквозило беспредельное разочарование, и любимый тут же сорвался с лавочки, чуть ли не на цырлах поскакав к нищему.
– Дед, – потряс он привалившегося к стене старичка. – Дед! Пьяный, что ли?
Дед с трудом открыл красные глаза и очень по-человечески его попросил:
– Мужик, иди нахрен, а? Худо мне.
Тут уж включилась я.
– «Худо» – с чего? С перепою, водкой отравился, еще что – то?
– Да не, – простонал дед, – повадился на свою голову на стройке ночевать, да видать простыл на холодных плитах.
Мы с Дэном переглянулись, после чего он неуверенно спросил:
– А чего это тебя на стройку понесло? Чего дома не спалось?
Дед посмотрел на него в крайнем изумлении и сердито ответил:
– Да я уж забыл, что такое дом.
И тут Дэн повел себя как настоящий мужчина. Я, если честно, хотела просто положить купюру побольше в кепку, да и все, но Дэн устроил деда в больницу. И вовремя: у деда было двустороннее воспаление легких. Врачи вообще любят говорить – мол, еще немного – и пациента бы не спасти, сказали они так и в этот раз. Только вот почему-то в этом случае я им поверила. Ну, а пока дед поправлялся, Корабельников, друг детства и стопроцентный мент, пробил нам по своей базе дедка, и мы сходили в гости к его дочери. Я скромно молчала во время визита, предоставив первую скрипку Дэну, а уж тот сделал все как нужно. Он терпеливо выслушал жалобы Клавдии на то, что отец не просыхал, пока здесь жил, и слава богу что убрался (1 час 47 минут), на правительство (32 мин) и на бешеные цены в магазинах (48 мин). Он сочувственно кивал, а потом произнес прочувственную речь в стиле пастора Тима о том, что родители у нас одни и их надо беречь.
Клавдия в конце его речи утирала слезы передником и рвалась из дома – искать заблудшего папеньку. А уж когда Дэн недвусмысленно намекнул на то, что будет ходить в гости – и вовсе растаяла.
После этой истории я, честно говоря, здорово задумалась. Раз уж обаяние Дэна таково, что он вполне может уговорить курочку нанизаться на вертел – мои дела плохи. Сколько он со мной будет? Еще день? Неделю?
И вот тогда, дабы укрепить эээ… отношения, я и завела пресловутую трехлитровую банку. Хорошенечко, до хрустального блеска ее вымыла, после чего взяла ножницы, ручку, и достала из Каморки свидетельство своего позора – толстенную, словно Библия, книгу в роскошном кожаном переплете. Эту пакость мне подарили подружки на двадцативосьмилетие, что б им не чихалось, собакам этаким. На черной обложке золотыми витыми буквами было начертано: «Откровения Св. Магдалины», а чуть ниже пояснялось – «Самый полный список моих любовных побед с подробными комментариями, а также ВСЕ, что я знаю о сексе». Замирая от сладкого ужаса – книга была ОЧЕНЬ толстой, и я представляла, сколько выдуманных и смешных историй я в ней увижу, но ведь обо мне, любимой (ай да молодцы подружки), – я открыла книгу и увидела тончайший белоснежный лист. Чистый. Я перелистнула – и там не было текста!
«А, это для заметок пустые страницы!» – догадалась я и принялась листать дальше. Через пару минут я поняла горькую истину. Книга была чиста, как ванна после доместоса.
Так вот, я взяла эту так называемую книгу, варварски выдрала из нее несколько листов и принялась их кромсать пополам. Внутрь половинок писала задание. Чепуху всякую. Типа – попытаться склеить меня в баре, делая вид что мы незнакомы. Потом сворачивала квадратиком и сверху писала «Магдалина» или «Дэн» – в зависимости от задания. Несколько листиков оставила пустыми – подразумевалось, что испытуемый должен проявить креатив. Через пару часов книга здорово похудела, зато банка радовала глаз несметным количеством свернутых бумажек.
В общем, я не знаю, что мне помогло – банка или взятый нами на поруки дед, но пока мой драгоценный от меня убегать не собирается.
Но я все равно настороже!
– Пошли-ка домой, душа моя, – тяжко вздохнула я от таких мыслей и мы, покрепче взявшись за руки, развернулись на сто восемьдесят градусов.
Не успели мы выйти из лифта, как я насторожилась.
– Слышишь? – шепотом спросила я у Дэна.
– Ага, – кивнул он.
Из моей квартиры доносился чистый, хрустальный голос. «Аве Мария», красивейшая католическая молитва, я порой пытаюсь ее изобразить, когда никого дома нет. Мне это доставляет удовольствие, а остальные про мои потуги и не в курсе – так что чего стесняться? Да и вообще: «Аве Мария» – не для обычных голосов!
– Maaa Goood, красиво-то как…, – мечтательно улыбалась я, открывая дверь. – Ты с инета скачал?
– Нее, – помотал головой любимый.
– Диск купил? – рассеянно спросила я.
– Да нет же!
– Значит, Сонька привезла, умничка.
Мы зашли в дом, я повела носом и рысцой, не разуваясь, ринулась на кухню.
Картина, что мне предстала, была достойна кисти Репина.
