своей воли, чтобы суметь нанести ему опасные повреждения. Поэтому он в таких случаях всегда призывал на помощь своих миньонов, верных помощников, которые могли чинить его толстую шкуру, делать его зрение еще более острым, а источники энергии – почти безграничными. Клубящееся облако мерцающих искр с коротким вздохом шлюзов вырвалось наружу, расширяющимся вихрем накрывая транспорт.
Планета под брюхом колосса тоже была потенциальным источником опасности, нужно было прислушаться к ее шепоту, разорвать сенсорами покровы ее газовой оболочки, плотно укутанной в кокон магнитосферы. Сквозь завихрения стихий было сложно что-то разобрать, но эта задача казалась кораблю интересной, она была достойна его могучего интеллекта. Спустя мгновения радужный шар начал исчерчиваться картой коммуникаций, промышленных центров, энергетических установок и ярких искр систем связи и дальнего обнаружения. Изо всех сил планета осыпала транспорт градом сигналов, но ему не было никакого дела до этого малоинформативного шума. Ему нужно было лишь вычислить степень опасности и возможности ее скорейшего пресечения. Оценив обороноспособность орбитальной группировки как слабую, его сенсоры пристально вглядывались в каменное нутро чуждого ему мира, готовясь в случае необходимости максимально эффективно подавить огневые точки потенциального противника. Он предпочитал быть самым сильным бойцом в собственном узком мирке, жизнь же, сокрытая под чужими бронепанцирями или еще более жалкое ее биологическое подобие транспорт интересовала лишь в качестве еще одного элемента в расчетах. Элемента уравнения, которым нельзя пренебречь, но которое можно устранить одним мощным залпом орудий.
Чужой след удалось обнаружить не сразу. Слишком много времени прошло, тонкий ионный выхлоп большей частью втянулся в ловушку ионосферы, а далекое эхо гравиприводов кануло в пространство, не найдя резонатора в виде достаточно крупных небесных тел, чтобы выдать свое присутствие вторичной вибрацией. Выдала его атмосфера, прочерченная наискось плазменной палицей чужеродного тела. Стройная картина циклонов, облачных фронтов и прозрачных, наполненных светом окон в туманной дымке. Узор был изломан, пропитан сотнями тонн выгоревшей брони, так что даже без километровой борозды в золотом песке побережья можно было легко восстановить время прохода сквозь атмосферу, точные параметры орбиты в перигее, тоннаж потерпевшего крушение космического модуля и остаток мощности, потраченной им на торможение. В том, что это была именно авария, интеллект корабля не сомневался. С таким грохотом входить в стратосферу позволяли себе лишь шальные астероиды, смертоносные гости из дальнего космоса. Судя по оценкам массы, аварийный корабль вообще был слишком велик, чтобы покидать комфортные глубины вечной пустоты.
Серебристое сияние окутало корму стабилизированного в «воздетом» положении гиганта – между ним и поверхностью планеты переливался канал, который, изгибаясь, прошивал атмосферу, выходя к самой поверхности – как раз над обширной пустынной областью поблизости от самого крупного на планете промышленного центра. Чужое вторгалось в пределы мира, привыкшего жить в одиночестве, и делало это так привычно и размеренно, словно пожелания местных жителей его и вовсе не трогали. Впрочем, так оно и было.
На планете пока властителей космического транспорта интересовало лишь одно – судьба инопланетного обломка. В точности модельных построений нужно было убедиться как можно скорее. Дрогнув всем телом, громада выпустила из своего чрева остроносое существо, похожее на километровую кристаллическую иглу, какие встречаются в вихревых границах ЗВ крупных звезд, что втягивали в себя постепенно кристаллизующийся металлический газ, распыленный в пространстве многих кубических парсеков. Игла грациозно обошла суматоху вторичного флота, который все суетился вокруг атмосферного канала, потом ускорилась и ловко нырнула в толщу атмосферной линзы, сходя со стационарной орбиты своего носителя, поддерживаемой мощностью бортовых воронок. Челнок ждала поверхность, со своими красотами и опасностями.
Миджер сидел, скорчившись, на подвернувшейся садовой скамейке и дрожал. Напряжение, каменное, черное напряжение последних часов никак не хотело отпускать, мотая перед глазами огненным клеймом отпечатавшиеся в памяти образы. Огненный прочерк поперек неба, тревожный сигнал информера, срочные и бессмысленные сборы, а потом… Черная туша того, что не могло оказаться своим кораблем, в абсолютном молчании наплывала на чаши радаров дальнего обзора. Вся планета в страхе замерла перед этим зловещим образом. Целыми семьями собравшись у проекторов, взявшись за руки, утешая слабых, они могли опереться друг о друга. Миджер, как и другие курсанты, был подключен к инфоканалам по цепи активированного нейроконтура. А потому мог никуда не идти – все выяснилось бы само собой. На первых же кадрах трансляции обнаруженного в глубоком космосе отправляться домой расхотелось напрочь. Миджер вяло выслушал приказ сержанта, что до поступления других приказов он свободен, кивнул, отошел на пару шагов в сторонку и рухнул на что пришлось.
Страшно? Было ли ему страшно? Нет, это было совсем иное чувство. Всепожирающая волна опустошила его, продирая насквозь своей черной коростой. Миджеру хватало сил лишь смотреть немигающими глазами на эти немые образы, на гаснущие одна за другой звезды, на серебристый шлейф радиоэха в кильвакууме. На Имайне не нашлось ни человека, ни машины, что осмелились бы нарушить эту траурную трансляцию своим комментарием. Все и так понимали, что происходит, и по кому этот траур. Планета замерла, все думали только об этом, переживая свои последние мирные часы. А бой с врагом, который начнется, подойди он ближе, в живых останутся немногие.
Возможно, кто-то верил, что этот корабль-призрак принадлежит человеческому флоту, возможно, таких была почти вся планета, от их мнения ничего не зависело. Можно сто раз задаваться вопросами, отчего молчит корабль, ответа не было. А потому Миджер предпочитал не думать о возможном спасении. Он думал о смерти.
Что необычного. Корабль-разведчик приземлился неудачно, но сумел дать сигнал, оставив невредимой часть своего технического и боевого арсенала. За ним из черноты небытия показался головной корабль. Рейдеры врага нельзя было по контуру обводов отличить от любого другого небесного тела. Бесформенная глыба двигалась по вынужденной с такой грациозностью, будто знала, что противостоять тут ей не станут… или не смогут. Миджер всхлипнул, до крови закусывая пальцы. Ему было противно за себя, ему было противно за других. Корабль заговорил, засверкал в атмосфере столб фосфоресцирующего пламени. А ничего как бы не изменилось. Человек, задумавший умереть, не может так просто отказаться от своих замыслов. Ликования не было. Не было даже злости на столь долгое молчание, за черную эту апатию, что пропитала мозг за последние часы, так что никакие нейроконтуры не могли справиться со стремительно входящим в ступор сознанием.
Миджер из всей гаммы человеческих чувств и эмоций ощущал сейчас лишь лютую усталость и подспудное недоумение. Его обманула реальность, его обманул он сам. Со своими страхами и проклятиями небесам.
