даже разозлило шеппаря. Мало ли что там ему пригрезилось, когда он внезапно решил взять венедских парней на борт своего драккара, – глупо продолжать считать, что эти двое смогут переменить его нескладную жизнь. Если он передумает и на Бирке не продаст их в фольки, то рыжий и сивый останутся всего лишь русью в его манскапе. Не больше и не меньше.
– Nej кричать, венеден! – цыкнул он на парней…
Ближе к полудню туман начал редеть. Стали угадываться очертания драккара, дремавшего на спокойной воде в пяти шагах от берега. Гребцы не решились уходить далеко от места стоянки и насобирали хвороста прямо на берегу. Разожгли костер, по ходу вспоминая, оставалась ли вчера вечером еда. Как бы там ни было, пришлось сварить обычную походную кашу. Теплое варево еще большее укрепило дух викингов, и они засобирались в путь.
– Когда отплываем, Хрольф? – то и дело спрашивали они.
– Вы что рехнулись, Гарм вас раздери? Чем плыть в таком тумане, лучше сразу выбросить драккар на камни, – гавкал на них шеппарь, однако он и сам жаждал убраться с Хогланда как можно скорее. Что бы ни происходило прошлой ночью на вершине горы, свей предпочитал держаться подальше от полыхания огней и рокота бубнов, которые неистовствовали там в полночь.
Полный дневной переход не получался бы у варягов при всем старании, но о нем и речи не шло. Едва только солнце стало различимо сквозь туман, шеппарь прокричал отплытие. А уж гребцы не пожалели рук и спин, уводя драккар прочь от Хогланда.
Не сказать, что прямо-таки с каждым ударом весел, но небесная лазурь быстро прояснилась, и вскоре ладья оказалась на безмятежной глади моря. Ни облачка, ни клочка тонкой дымки не было на небе. И только остров-буян окутывало облако все еще плотного тумана.
– Не иначе как Хель с папашей[106] что-то задумали на Хогланде, – покачал головой Хрольф.
– Да, уж, не до грибов, – поддакнул его помощник.
Шеппарь раздраженно поморщился, но вскоре забыл об это глупой обмолвке своего подручного, поскольку меньший из венедов удивил его просьбой дать и ему место на гребцовском сундуке. Когда подобное желание выказывал здоровенный детина, которому помахать веслом – в охотку да на потеху, все было понятно, но зачем понадобились мозоли на ладонях и ломота в спине башковитому сыну толмача, Хрольф никак не мог уразуметь. Вообще-то, еще на острове шеппарь заметил, что разум у парня чем-то затуманен: то ли думкой, то ли задумкой.
– Я справлюсь, – начал настаивать Волькша, не зная как истолковать молчание шеппаря.
Тот неодобрительно покачал головой, однако, не говоря ни слова, указал ему на сундук в конце гребного ряда, у самого форштевня. Все же не зря на Бирке говорили, что рискнувший собирать Молоко Ёрд должен быть готов отправиться по Белому Пути поперед берсерка, которому эти грибы надобны. И хотя Хрольф даже помыслить не мог о том, что венедский парень знает, как выглядит Слеза Нанны, но ведь где-то он пропадал прошлым вечером, да и вернулся на берег, похоже, когда все уже спали…
Весло плавно ходило в книце. Даром, что оно могло длинной потягаться с оглоблей, зато сделано было с отменным разумением, и орудовать им было несложно. Волькша из кожи вон не лез. Лопасть по самую весельную шею в воду не грузил. Греб – точно с Кунтом на пару плыл на отцовской лодке. Но и от этих ненатужных взмахов веслом, маята, что поселилась в Волькшиной душе с ночи, начала понемногу размариваться, точно выходила из тела с потом и высыхала на одеже.
Остаток дня плыл Драккар на запад, слегка забирая к северу. Хрольф немного беспокоился, что до темноты они не успеют причалить к какому-нибудь сумьскому островку, однако перед закатом берег все-таки показался. И не просто берег, а остров Флоттасьерен с широкой шхерой, [107] к которому как раз и правил шеппарь. Гарм его задери, но эти воды он знал отменно. Не даром сколько лет промышлял он тут нечестной торговлей и мелкими грабежами. Не раз укрывался он в узком заливчике этого крошечного острова. Ни проточной воды, ни еды на нем не было, зато сберегать здесь ладью от штормовой волны – самое милое дело.
Как ни сподручно махалось Волькше веслом, а за полдня на сундуке он так умаялся, что едва дождался вечерней пищи и тут же заснул.
Ночь прошла без снов.
Однако стоило ему пробудиться, как видение ворожейской пляски на каменной вершине вернулось к нему, точно и не уходило. Словно кто-то раздул подернувшиеся пеплом угольки, – в чреслах распалилось томительное тепло. Белое, как молоко, женское тело засветилось во мраке ночи. Оно манило, возбуждало до безумия. Хотелось прильнуть к нему, ощутить трепет, познать несравненную сладость женского лона. Но кудесница парила высоко над землей, отнимая всякую надежду на обладание. Оставалось либо скрести ногтями землю, либо биться головой о камни, либо вновь сесть на гребцовский сундук.
Весь день шли вдоль северного берега Зюнда. По правому борту то и дело проплывали острова. Небольшие, маленькие и очень маленькие. Их было больше, чем гороха в гороховой похлебке. Завидев драккар, долбленки сумьских рыбаков спешили убраться подальше в глубь россыпи островов. Но у Хрольфа не было времени злорадствовать по поводу их трусости: Ньёрд, проспавший где-то весь вчерашний день, пробудился и резвился над морем. Нынче его страстно влекло на север. Так что шеппарю приходилось налегать на родерарм и на страх, и на совесть, дабы драккар снесло бы на острова и подводные камни.
Следующее место для ночлега было очень похоже на предыдущее. Опять остров со шхерой. Может быть чуть поменьше размером, но зато богаче травой, низкорослыми соснами и крошечными прудиками дождевой воды в углублениях огромных камней. Вода, правда была чуть солоноватой, однако кашу это не испортило, а скорее сдобрило.
Все эти дни Олькша почти не разговаривал с Волканом. Рыжий Лют сидел загребной русью, то есть на первом сундуке от родерпинна, а Волькша махал веслом в конце ряда возле самого форштевня. Ольгерду было всласть подначить Ульриха мощью гребка. Одному Локки известно, как они понимали друг друга, говоря на разных языках, и как определяли, кто кого пересилил, но с кормы день-деньской доносилась веселая перебранка. На стоянках это состязание продолжалось. Только на берегу гёт и венед мерились умением переправлять еду в брюхо: кто быстрее и больше. В борьбе на ложках у Уле и Ольгом опять-таки раз за разом выходила ничья, но лишь потому, что в котле заканчивалась каша.
Так что двое суток Волькша был предоставлен сам себе и своим мыслям. Порою, он не мог понять: хорошо это или плохо. Однако, Годинович вряд ли стал бы откровенничать с Рыжим Лютом о том, что ему довелось пережить на Хогланде. Поверить-то Олькша, конечно, поверил бы, но от его бесконечных вопросов, которые неминуемо последовали бы, легче было бы удавиться. А у Волькши и так на душе было слякотно.
Прошло еще три дня, а море за бортом драккара по-прежнему кишело островами, как болото кочками. Помниться, Хрольф говорил, что после Зюнда промеж сумью и эстиннами да Ротландского Архипелага останется два дня пути. Но шеппарь не сказал, сколь длинен сам Зунд. Судя по всему драккар все еще пробирался сквозь него.
Однако к вечеру третьего дня шеппарь направился на форштевень с молотком в руках. Волькша обернулся и от удивления чуть не выпустил весло из рук: Хрольф выбивал клин, которым драконья голова крепилась к носу ладьи.
– Трюморк нужен, чтобы наводить страх на врагов, – пояснил шеппарь: – А дома негоже пугать женщин и детей.
С этими словами он обезглавил драккар и уложил красу и гордость своего корабля подле форштевня. Выходило, что они уже добрались до свейских земель.
– А кто такой Трюморк? – спросил Волькша, справедливо полагая, что речь идет о малой нечисти вроде домового.
– В который раз убеждаюсь, что вы, венеды, дремучие, как медведи, – перекосил рот Хрольф: – Неразумнее вас разве что суоми белобровые. Ну, уж коли ты теперь русь, то знай: каждому драккару при постройке дают имя. Оно и понятно – нет имени, нет оберега. А нет оберега, то и Удачи нет. Имен у ладьи два. Одно, для людей, второе для богов. Первое имя может быть каким угодно. «Альбатрос». «Повелитель шхер». Я знал шеппаря, который не нашел ничего лучше кроме, как назвать свой драккар «Грудастым». Мой предок назвал этот корабль Громом, – при этих словах шеппарь криво усмехнулся: – А вот тайных имен у драккаров всего восемнадцать, по числу древних драконов, что изодрали своими когтями морские берега и
