– А кто же она тогда? – спросил Хрольф.
– Она моя жена, – ответил Каменный Кулак, обведя гостей многозначительным взглядом.
– Тогда… За жениха и невесту! – поднял чашу Гунес, который того и гляди мог свалиться под стол в объятия Квасуры.
Русь зашумела здравицами. И только Олькша разочарованно мотал рыжей башкой. Дескать, ну и дурак же ты, братка…
Велесов светоч – Месяц – стоял уже высоко, когда, поддерживая друг друга, гости выкатились из Волькшиного дома. Кое у кого это вышло и вправду кувырком. Ульрих не совладал с непослушными ногами и свалился с лестницы. Но недаром говорят, что у пьяного кости тверже: внизу Уле, как ни в чем не бывало, встал и продолжил путь к своей полати в доме шеппаря. А земля у него под ногами раскачивалась, как дека драккара в бурю…
Утро после новоселья не предвещало ничего плохого кроме большой уборки. Окна Волькшиного дома выходили на юг и восток, так что события, происходившие в причальной заводи оставалось для Волкана где-то далеко за стенами его новой жизни. Стройка обошлась ему в две трети серебра, полученного им от Хрольфа, однако его оставалось еще достаточно, чтобы обзавестись крепким хозяйством и припасами на долгую зиму. Именно этим заботам Варглоб и мыслил посвятить ближайшее время.
Он же не знал, что Макоши неймется наслать на него новую неурядицу, и сварливая пряха уже вязала замысловатый узел на нитке его судьбы.
В полдень в двери его дома постучали. Волькша прислушался и различил на улице шум изрядной толпы.
– Я посмотрю, – сказала Эрна и споро сошла вниз по лестнице.
Через считанные мгновения она вбежала в светелку ни жива, ни мертва, и забилась в дальний ее угол.
– Что случилось? – бросился к ней Волькша.
– Там… – лепетала ругийка побелевшими губами: – Оба… Бергертайлеры… с ними данны. Много…
– Кто такие Бергертайлеры? – спросил Волкан, но ему хватило одного взгляда на Эрну, которую трясло как в лихорадке, чтобы обо всем догадаться без слов. Под сенью Иггдрассиля было всего два человека, появление которых возле дверей ее нового дома могло напугать ругийку до полусмерти.
В дверь опять забарабанили.
Как был, босиком, в рубахе без пояса, Годинович бросился к входным дверям. За мгновение до того, как распахнуть дверь, Волькша точно услышал чей-то окрик. Он подбежал к коробу с Ладонинской землей, откинул крышку и черпнул горсть родной супеси. И раскаленные угли у него под ногами мгновенно остыли, подернувшись пеплом, сердце в груди обрело спокойствие хищной птицы, распластавшей крыла над миром, воздух стал свежее и тоньше.
Дверь в третий раз содрогнулась под чьими-то ударами.
– Чего же это вам неймется? – самым будничным голосом спросил Варг, отодвигая засов.
У его дома и правда собралась немалая толпа, однако даннов в ней можно было сосчитать по пальцам. Остальные были свои: Хрольф, русь его и Бирковские шёрёверны, пришедшие потешить свое любопытство.
– Эй, фольк, – обратился к нему разодетый, увешенный золотыми цепями, почище варяжской фру, дородный купчина. То, что перед ним купец, Волькша понял с первого взгляда. Множество таких же спесивых и разряженных гостей видел он на Ильменьском торжище. Но рожа этого ругия показалось Годиновичу самой гадкой из всех образин. Не только жидкие его волосы были намазаны маслом, но и коротко стриженая борода на красных, как грудки снегирей, щеках лоснилась каким-то жиром. На улице стоял жаркий полдень, а он красовался в высокой бобровой шапке. За поясом у него блестело два сечных ножа, а на боку висел изрядной длинны меч в наборных ножнах.
– Фольк, я к тебе обращаюсь, – рявкнул на Волкана купец: – Живо ступай и позови сюда того, кого здесь кличут Каменным Кулаком!
– А кто спрашивает? – вспомнил Волькша разговор Хрольфа с посланцем синеуса Ларса.
– Кутц Бергертайлер, старшина Хохендорфа, верный данник и член совета конунга Северного и Восточного морей Харека Скьёлдинга Великого, – напыжился ругий.
В толпе зевак раздались смешки. Слава ленивца, труса и обжоры давно превратила даннского конунга в посмешище шёрёвернов. Слова «добрый Харек» было у мореходов ругательством. Бергертайлер обвел викингов суровым взглядом, но это лишь больше развеселило свеев. Только даннские ратари и второй ругий в бобровой шапке сохраняли суровые лица.
– Что Кутц… так тебя там… хочет от Стейна Кнутнева? – невозмутимо спросил Волкан.
– Я, Кутц Бергертайлер, старшина Хохендорфа, верный данник и член совета конунга Северного и Восточного морей Харека Великого, хочу выкупить у него свою бывшую жену, – ответил купец.
Глупость про величие даннского владыки будучи повторенной дважды вызвала у большинства собравшихся неудержимый смех. Безусловно потешало людей, особенно Хрольфов манскап и то, как Варглоб разыгрывал этого напыщенного даннского лизоблюда.
– Ты можешь ехать домой, – сказал Кутцу Волькша: – В этом доме нет ТВОЕЙ жены.
– Ты лжешь! – завопил Бергертайлер: – Я видел, как она выглядывала из этих дверей!
При этих словах он потянулся к бранному ножу.
На лице Волькши не появилось даже малой толики того страха, который хотел вызвать ругий. Видимо, решив, что имеет дело с непроходимым тупицей, старшина Хохендорфа опустил руку и спесиво бросил:
– Когда я выкуплю эту сучку у Каменного Кулака, я попрошу его выпороть тебя. А если ты хочешь, чтобы твой зад остался с тобой, тогда неси его к своему хозяину и скажи ему, что я жду его здесь.
– Ты ошибся, Кётт Багателлер,[190] у меня нет хозяина, – невозмутимо ответил Варглоб. Окончание его слов потонуло во всеобщем хохоте. Даже даннские воины хихикали в кулаки.
– Что значит, нет хозяина? – перекрикивая толпу вопил Кутц: – Это дом Каменного Кулака? Нам сказали, что это дом Каменного Кулака!
– Да, это мой дом, – ответил Волькша.
– Так ты… – догадался ругий, что-что, а в сообразительности ему нельзя было отказать.
– Эти… эти недоумки… эти свеи… эти дубины… называют каменным кулаком мозгляка, которого можно соплей перешибить!..
От смеха красная рожа Хохендорфского старшины стала свекольного цвета. Волькше очень хотелось полоснуть ножом по его щеке и посмотреть, как оттуда брызнет свекольный отвар.
– Не кичись пузом, кичись лбом, – по-венедски сказал Волкан.
– Что ты сказал, сопляк? – утирая пот со лба спросил ругий.
– Я сказал, что тебе лучше уйти туда, откуда пришел, или тебя унесут отсюда на руках, – все так же спокойно ответил Варглоб.
Только сейчас Хрольфовы люди заметили, что правая рука у Волькши сжата в кулак, а на пальцах видны следы земли. Они зашушукались, и вскоре вся толпа знала, что, вполне возможно, сегодня они увидят Каменного Кулака в полной красе.
– Ладно, – примирительно сказал Кутц: – Мне плевать. Пусть эти бестолочи считают тебя, кем угодно. Мне нужна моя бывшая жена, которую, как мне сказали ты забрал себе. Я дам тебе за это турпилингское отродье пятьдесят крон. Идет?
Желваки перекатывались у Варглоба на скулах, но он молчал.
– Хорошо. Я дам тебе за нее семьдесят крон. Ни одна фолька не стоит этих денег, – предложил Бергертайлер и для весомости слов полез в кошель отсчитывать серебро.
– Ты плохо слышишь меня, Мясная Мелочь? – ледяным голосом спросил Волькша: – Я же сказал тебе, чтобы ты убирался откуда пришел и забыл сюда дорогу.
– Нет, это ты плохо меня слышишь, – взъярился ругий: – Я даю тебе восемьдесят крон за эту сучку. И это моя последняя цена. Или ты берешь серебро, и отдаешь мне ее подобру-поздорову, или я заберу ее силой.
– Это почему это? – Волькша чуть наклонил голову, точно прицеливаясь. В голове его звучали слова сказания про Тапио и Хийси: «‘Что же ты медлишь?’ – недоумевал Тапио. ‘Медлит тот, кто ничего не делает,’
