— Я способный, вы только подскажите.
— Не хочу.
— Что самое смешное — почти все, кроме массовых расстрелов несогласных, правда.
— Историю почитай, прежде чем нести ахинею.
— Уж больно мрачно, Дмитрий Юрьевич! Вы сгустили краски!
— Нет-нет! Погляди, как возбудились д…бы всех мастей!
— Так это была провокация?!
— Любая смешная заметка бесит д…бов, выявляет как лакмус.
— На самом деле задумка гениальная — день расстрела чикагских рабочих считать праздником!
— Тебе Библию надо почитать — там с праздниками еще круче дело обстоит, сплошь геноцид отмечают.
— Ну, ясен пончик. Никто ничего из того, что «не поощрялось», типа не читывал.
— Да почти в любой библиотеке попросил бы — тебе бы выдали, даже на руки причем. Хошь Библию, хошь Коран, хошь бхагава с гитой вместе. Что за гонево?
— Вы, конечно, извините, но лично я в СССР не видел Библию никогда. Ни у частных лиц, ни в доступных мне библиотеках — нигде и никогда, ни единого раза.
— Думаю, в любой церкви она была.
— Как-то так получилось, что я в церковь не ходил.
— Скоро вот уже 20 лет, как нет СССР. Кто теперь мешает прочитать?
Обрати внимание: пали оковы, и теперь у каждого есть по Библии и полный комплект Евангелий. Очевидно, именно это — причина столь высокого роста Духовности и Морали в обществе.
— Дмитрий Юрьевич, а вы не знаете случайно, откуда в СССР взялась мода строить на тоталитарных праздничных представлениях «пирамиды» с участием юных физкультурников и физкультурниц? Откуда это пришло? И имеет ли это что-то общее с «пирамидами», которые делают группы поддержки у буржуйских спортивных клубов?
— После голодухи хотелось демонстрировать крепкие, сильные тела. Физкультура возводилась в культ — что очень правильно с точки зрения государства. «Пирамиды» — элемент пропаганды, не самый главный.
— Дмитрий Юрьевич, смело срывайте покровы и дальше. Расскажите, как оно было!
— Надо, наверно, сборник «Вопросы и ответы про СССР» сделать.
— Дмитрий Юрьевич, что думаете по поводу награждения режиссера Э. Рязанова орденом чести от М. Саакашвили?
— Советская интеллигенция должна быть с теми, кто хочет уничтожить Родину.
— Удивительно непонимание той интеллигенции, что вслед за Родиной уничтожат и их.
— Не дал Кришна мозга — чужой не пересадишь.
— Это, видать, их привилегированное положение к этому привело или что? Вроде в одной стране росли. Ладно — у них немного полегче было, чем у остальных, но неужели не понимают, что жизнь — это не только письменный стол, кухня, дача, машина «Волга» и все такое?
— Им было очень тяжело при тоталитаризме: всего одна квартира, всего одна дача, всего одна «Волга». Им и сейчас очень тяжело: тоталитаризм возвращается, а квартира все та же, дача все та же и «Волга» все та же.
— По поводу церквей, массовой читки Библии и т. д. Ежели кто не помнит, увлечение религией считалось отрицательно влияющим на моральный облик строителя коммунизма, в лучшем случае песочили на партсобрании.
— Когда жили в военном городке, у нас был сосед-пилот, баптист. Кровавая советская власть доверяла ему истребитель.
— А я слышал, что баптистов не призывали на срочную службу.
— Это почему?
— Блин, где же правда, Дмитрий Юрьевич?
— Правда том, что за отказ можно было сесть.
— А все-таки, что такое «тоталитаризм»?
— Это когда вместо крестного хода по телевизору показывают «Кружатся диски».
— Говорят: вот там был тоталитаризм — а что это за зверь, сказать не могут.
— Может, не хотят, имея богатый опыт общения?
— Дим Юрич, есть какое-то объяснение, почему именно в Питере рождается волна?
— Сооlтурная столица потому что. Через это от нас культура прет.
— Все, что заводит массы, — у вас. В конце концов, ты сам — питерец.
— Меня родили в городе Кировограде, на Украине, сюда привезли, когда было 8 лет. Местные меня за местного никогда не считали. Когда меня сюда привезли — это было во втором классе, — первое, что я заметил, это правильную речь одноклассников. Практически каждый знал разных слов чуть ли не вдвое против меня, а я не из самой темной семьи был. С возрастом, кстати, заметил, что даже уголовники питерские — и те говорят правильно и шутят атомно. Ну и далее, развитие личности очень сильно определяет среда — люди, с которыми ты общаешься, а толковых обученных граждан здесь очень много, общение поставлено хорошо, за деньгами бегать начали только недавно, когда Путин сюда денег подогнал. Полагаю, так.
— У Главного все ньюсы гиперболизированы!
— Да не может быть! Я хочу, чтобы меня любили!
— Гипербола — дело тонкое. Просто наворачивать заведомо грубые преувеличения — это не серьезно.
— Да что вы говорите? А 60 миллионов расстрелянных, о которых талдычат двадцать лет подряд, — это как, достаточно тонко? А постоянные рассказы о том, что было после гражданской войны, подразумевая всю историю СССР, — это достаточно тонко?
— Наличие каких-то педерастов не повод им подражать.
— Дорогой друг, я про написанное тобой обидное скажу. Подчеркиваю красным — не про тебя, я тебя не знаю, а про написанное тобой. Дорогой друг, надо быть сильно е…тым, дабы увидеть в этом тексте подражание.
— А ведь для кого-то все было именно таким, как описал Гоблин.
— О чем ты — для всех именно так и было.
— Да брось, в 80-х советская госпропаганда, кроме отторжения, ничего не вызывала, народ активно не верил. В военное и послевоенное время — да, была на приличном уровне, только она не коммунистическая была, а патриотическая, призывала к ненависти и мести к врагу.
— Как это — некоммунистическая?
— Основа была патриотическая, довешивалась немного коммунистической, в целом было
