коммунистами голода умирали родители, каждый Шариков был обязан явиться в КГБ и получить разрешение на поездку. А прибыв на место, встать на учет в тамошнем КГБ. Так что ни о какой солидарности с иностранными трудящимися речи не шло, речь шла о том, чтобы угрюмыми, серыми колоннами под надзором КГБ брести на первомайскую демонстрацию.
Глядя на искаженные гримасами смеха лица рабоче-крестьян на старых фотографиях, многие могут подумать, что это был веселый праздник. На самом же деле ничего веселого не было. С раннего утра сотрудники КГБ стучали в каждую квартиру, под дулами автоматов заставляли одеваться в праздничную одежду и гнали людей на демонстрацию. Когда рабоче-крестьяне уходили, сотрудники КГБ врывались в квартиры советских интеллигентов, и начиналось самое страшное. Самих советских интеллигентов волокли в подвалы и там расстреливали, жен советских интеллигентов насиловали на трупах мужей, а детей сжирали живьем. Самых красивых жен и самых симпатичных детей отвозили на Лубянку, где их сперва насиловало руководство КГБ, а потом уничтожали в камнедробилках, подключенных к канализации для спуска фарша. Детей сжирали прапорщики из хозобслуги.
А тем временем угрюмые колонны брели по центральным площадям советских городов. Рабоче- крестьянам было не привыкать ходить колоннами — ведь многие из них участвовали в актах военной агрессии против демократических европейских государств, когда полчища красной сволочи маршировали по улицам цивилизованных городов. Только храбрые украинские эсэсовцы могли дать им отпор, но коммунистические орды уничтожили их всех — вместе с Украиной. А кто не служил в Красной армии, те все до единого сидели в лагерях ГуЛАГа, где отбывали срок не менее десяти лет за пятиминутное опоздание на работу.
Понуро брели гигантские колонны. Рядом шел конвой вооруженных гэбэшников, лязгая окровавленными клыками, рвались с поводков жуткие гэбэшные псы, натасканные на рабоче-крестьян. Кто не мог ходить, тех штыками загоняли в грузовики, заставляя изображать радость. Глотая горькие слезы и глядя в черные зрачки стволов АК, маленькие дети с красными удавками — пионерскими галстуками на шеях пели осанны коммунизму. Все вокруг было украшено кумачом — тряпками кроваво-красного цвета, цвета крови, которую сосала из народа коммунистическая партия, этим самым народом созданная и из него состоявшая.
Одни рабоче-крестьяне несли транспаранты с портретами коммунистических псевдовождей, другие обреченно катили тележки с коммунистической пропагандой типа огромных плакатов «Мир — труд — май».
За перенос транспаранта людоедская власть платила 10 рублей, за толкание тачки — 25. И среди свободолюбивых рабоче-крестьян находились такие, которые соглашались носить и толкать. При этом разборки между шариковыми кому нести и кому толкать порой доходили до драки — так некоторым хотелось получить 10 или даже 25 сребреников. Конечно, всех оттирали коммунисты, которые ради этой убогой подачки годами работали без прогулов, выполняли план и не жрали на работе водку. Эти за деньги были готовы вообще на все.
Назло тоталитарному режиму и чтобы хоть как-то скрасить беспросветное отчаяние, большинство рабочекрестьян приносило с собой алкоголь. Например, бутылка так называемого вина «Агдам» емкостью 0,7 литра стоила 2 рубля 02 копейки, что при ничтожной зарплате в 200 рублей было разорительно. Пили в колоннах, пили в подворотнях, пили везде. Подняв настроение путем приема алкоголя, рабоче-крестьяне начинали в пьяном угаре поддерживать выкрики агентов КГБ «Слава КПСС!», «Да здравствует наша Советская Родина!» и прочее, как бы посылая тоталитаризм в известном направлении. Наиболее отважные кричали: «Советскую милицию — в космос!» Многие рыдали.
Конечно же, весь этот маскарад был насквозь лицемерен. После приема алкоголя появлялось острое желание справить нужду, но коммунисты умышленно не строили туалетов. К редким домикам общественных сортиров, устроенных большевиками во дворцах русской знати, выстраивались гигантские очереди. Не в силах сдержать позывы на мочеиспускание, скотоподобные рабоче-крестьяне мужского пола окружали домики и мочились прямо на них, разрушая бесценные фундаменты исторических построек едкой коммунистической мочой. Теряющие сознание девушки заходили в мужские туалеты и, сгорая от стыда, присаживались рядом с испражняющимся мужичьем, подбадриваемые пьяными скотами. Так жестоко тоталитаризм унижал достоинство будущих матерей.
Напившись вдрабадан и загадив прекрасные русские города, тупое советское быдло разбредалось по домам жрать полученную по карточкам баланду. Шариковы угрюмо пили самогон, и каждый писал на каждого донос в КГБ — кто куда смотрел, кто чего кричал, кто о чем шептался. И уже к лету гигантские колонны заключенных из числа сболтнувших лишнее брели на Колыму и Таймыр, где находили смерть на бесплатных стройках коммунизма.
Вот такой был праздник 1 Мая. А сегодня что? Подумаешь, в Лимонова кинули мешок с говном. Ну и что?
С праздником.
— А что этот праздник значит?
— К Гитлеру отношения не имеет, отдыхай спокойно.
— Не знаю почему, у меня как-то нет чувства праздника, но все равно всех с праздником.
— Праздник каждый устраивает себе сам. Если, конечно, детство закончилось.
— Дмитрий Юрьевич, не боитесь, что ваши ироничные заметки через несколько лет могут цитироваться в прямом смысле, как «документальные свидетельства очевидцев»?
— Все уже и без меня знают, что именно так все и было.
— Разве не правда, что за границу практически невозможно было выехать?
— Чистая правда. Правда, почему-то это на хер было никому не надо.
— «К Гитлеру отношения не имеет, отдыхай спокойно». Ну почему же? Штурмовики в Веймарской Германии очень бодро маршировали в этот день вместе с красными. Под своими знаменами, естественно.
— Потом они вешали, стреляли и резали твоих родственников. Проявляй побольше любви и уважения к этим славным Людям.
— А какая разница — что мою прапрапрабабку застрелил немец во время оккупации под Орлом, что моя бабка по отцовской линии на Кубани чуть не умерла от голода во время голодомора 1933 года?
— Для малолетнего д…ба — никакой.
— Голодомора, над которым вы иронизируете или на полном серьезе оправдываете необходимостью индустриализации, славя вождя всех времен и народов.
— Покажи пальцем, где я что-то оправдываю или славлю. Спасибо.
— А я сам, добровольно, ходил на первомайскую демонстрацию! Выходит, я тупое быдло и пособник кровавого режима?
— Самый что ни на есть.
— Кстати, Д.Ю., у передовиков в 80-е были еще и воскресники.
— Спасибо, что рассказал, сынок. Я как раз тогда у станка стоял, тоталитарное государство использовало меня в качестве раба.
— При чем тут раб? Сейчас работают в более напряжном режиме, чем в СССР. И с техникой безопасности и обеспечением сейчас жопендос. Ирония не понятна, если честно.
— Вырастешь — поймешь. Может быть.
— Если серьезно, что не так?
— Вырастешь — поймешь. Может быть.
