белья, не в интересах последней менять это запачканное белье по мере надобности, так как стирать это белье придется ей же самой. И потому можно себе представить, в каком ужасном положении находятся спеленутые дети, завернутые в пропитанные мочой и калом пеленки, и это к тому же в летнюю жаркую пору. Сделается совершенно понятным и ничуть не преувеличенным заявление все того же наблюдателя протоиерея Гиляровского, что от такого мочекалового компресса и от жары «кожа под шейкой, под мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся червями» и т. д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой около ребенка от гниения мочи и кала. «Мухи и комары, витающие около ребенка роями, — говорит Гиляровский, — держат его в беспрестанной горячке уязвления». Кроме того, в люльке ребенка и, как увидим ниже, даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского, являются для ребенка «одними из самых опасных тварей»…
Мы уже говорили выше, что в летнюю страдную пору матери уходят на работу, оставляя ребенку пищу на целый день, и кормят грудью ребенка только ночью и вечером, возвращаясь с работы, в некоторых же случаях только через три-четыре дня. Ребенку оставляются так называемая соска и жевка. Первая, обыкновенно, представляет из себя коровий рог, к свободному открытому концу которого привязан коровий сосок, покупаемый или в Москве в мясных рядах, или у местных мясников в деревнях. Конечно, всякому понятно, что такая соска необходимо должна гнить и этот кусок гнили, безразлично, будет ли он мыться или нет, находится почти целый день во рту ребенка. «Молоко, проходя через этот вонючий, мертвый кусок, естественно, пропитывается всею заключающеюся в нем гнилью, и затем эта отрава идет в желудок ребенка», — говорит д-р Песков (Покровский).
Многие дети уже не знают, с какого перепугу в благословенной России большевики вдруг устроили три революции подряд.
Вот — примерно с этого.
А вот эти мамы — они не пели песен про поручиков Голициных и не рыдали по безвинно убиенной царской семье.
Не до них было.
— Подруга матери работала фельдшером-акушером в молдавской глуши в 60-е годы. Боролась примерно с тем же самым. Например, отучала матерей давать младенцам сосать хлебный мякиш, вымоченный в вине, чтобы спали и мамке не мешали.
— У меня дружбан был в армии, молдаван Трус. Земляки его удивляли личный состав таким уровнем развития интеллекта, что я потом вообще нигде не встречал. Ну и сидим мы как-то, я его спрашиваю: «Как так получается, что ты вроде нормальный, а земы твои — как один тупые?» А он и говорит: «В деревнях младенцам вместо соски дают тряпку, пропитанную в вине, они постоянно бухие спят, вот такими и вырастают». Долго думал. Круче оказались только азиаты, которые детям для того же опий в тряпочке давали.
— ДЮ, читали ли вы «Тихий Дон» Шолохова? Если да, то как считаете, правдиво ли там показаны ситуация в дореволюционной России, Гражданская война и жизнь казаков при советской власти?
— Я не жил в революционной России и через это в эксперты не гожусь. У современников Шолохова книга возражений вроде не вызывала. Книга — термояд.
— Сейчас «Тихий Дон» включен в школьную программу, его проходят в 11-м классе. А вот «Поднятую целину» — нет.
— Неудивительно.
— Я историю изучаю, все это знаю, да и в книге все вполне внятно описано. Я про другое: почему Григорий в самый первый раз начал мутить воду и идти против красных. Мог бы пережить спокойно устанавливавшиеся условия. Пошло же много казаков за красных (тот же Кошевой). Потом, когда Ивана убили, уже понятно, почему Григорий против красных воевать продолжал. Но до этого его решение немного не понятно.
— В этом главная проблема изучения литературы в школе. Школьник — он ребенок, а книги — они про взрослых. Понять невозможно, надо вырасти.
— Нечто подобное с родами читал про Индию. Недалеко мы от них ушли.
— После революции — ушли очень далеко.
— Дмитрий Юрьевич, а это сколько же веков в России до советской власти так с беременными женщинами и с младенцами обращались?
— Да, в общем, всегда. Цивилизация, камрад, — это детсады, школы, больницы, вузы. Мрачный деревенский быт — это не совсем она.
— Зато мы кормили Европу!
— Чем вы ее кормили?
— Да ладно, там была куча бабок, которые могли присмотреть за этими детьми.
— Ну, там — червей повыбрать, говнишко обмахнуть, хлеба нажевать.
— Революция началась с городов, а горожане (сейчас — в особенности) довольно расплывчато представляют себе уровень и качество жизни на селе.
— Да ты, это, бери замах покруче, расскажи, что Маркс вообще в Германии жил и про Россию не думал.
— Вай-вай, как плохо жили! Мне, мудаку, непонятно: как же это мой дед умудрился при «проклятом царизме» семерых детей народить?
— Ну это ж дед. Бабка не смогла бы.
— «В деревнях младенцам вместо соски дают тряпку, пропитанную в вине, они постоянно бухие спят, вот такими и вырастают». Даже кровавая гэбня не справилась. Как так?
— Да как-то так. Даже кровную месть не смогли победить, не то что научить жопу подтирать. Не поверишь, конечно, но христиане вот две тыщи лет бьются, а проку — ноль.
— Есть что-то глубинное в народе, у кажной национальности свое, исконное, что не позволяет ни жопу подтирать, ни отказаться братьев резать. И не вытравить все это ни школами, ни больницами, ни застенками.
— Масса одинакового. Побеждать не так трудно, как может показаться, — надо только действовать правильно.
— Камрад, революцию они устроили потому, что были отчего-то уверены, что народ в большинстве своем ей сильно обрадуется.
— Мало того, большинство с огромным удовольствием ставило на вилы поручиков Голициных и их родственников.
— А также адмиралов и прочую шелупонь.
— Далеко не все были шелупонью. Но под раздачу попали, как обычно, все.
— Потом очень легко было затопить флот, всего лишь одного человека пришлось расстрелять. Кстати, вспоминая погромы на Украине, это самое большинство охотно и с величайшим удовольствием ставило на вилы и прямых врагов Голициных.
— Главное — довести до края. А потом ужасаться и хлопать по ляжкам: да как же так…
