Андрей Белый

ним, как Волошина, третьи украдкой совершают к нему паломничества, четвертые, как Рачинский и Московское Религ[иозно]-Философское О[бщест]во, уже два года смотрят на него, как на грядущую опасность (Булгаков сказал мне как-то: „Неокантианство, это – что: подступает уже настоящая бездна – Штейнер“). С осени 1911 года Штейнер заговорил изумительнейшие вещи о России, ее будущем, душе народа и Вл. Соловьеве (в России он видит громадное и единственное будущее, Вл. Соловьева считает замечательнейшим человеком второй половины XIX века, монгольскую опасность знает, утверждает, что с 1900 года с землей совершилась громадная перемена и что закаты с этого года переменились: если бы это не был Штейнер, можно было бы иногда думать, что, говоря о России, он читал Александра Блока и „2-ую симфонию“). В 1911 году в Москве была настоящая штейнериада: pro и contra Штейнера не раз колебали самое существование „Мусагета“… <…>»

Что же представляло собой антропософское учение в прошлом и что представляет оно собой в настоящем? Обычно антропософия (от греч. аnthropos – человек + sophia – мудрость) определяется как разновидность предшествовавшей ей по времени теософии (от греч. theos – Бог + sophia – мудрость); религиозно-мистическая доктрина, направленная на развитие «тайных» (то есть оккультных) способностей человека, сориентированных на духовное господство над природой, благодаря чему и открывается Высшее знание. Иначе, антропософия – наука о духе как сверхчувственном познании мира через самопознание самого человека, провозглашенного космическим существом. Говоря современным языком, антропософия – одна из мистифицированных попыток объяснить ноосферную сущность Макро– и Микрокосма, выявить каналы взаимосвязи между человеком и информационно-энергетическим полем Вселенной, научиться управлять интуитивным познанием и проникновением в запредельные, сверхчувственные, гиперфизические пласты Мироздания при помощи специально выработанных методик и тренингов. В сущности же антропософия, как она сформировалась в ХХ веке и существует по сей день, есть трансформированное и актуализированное (то есть приспособленное к современности) давным-давно известное эзотерическое учение древнего Востока и средневековой мистики, не чуждающееся многих важнейших научных данных, но пытающееся интерпретировать их с собственных позиций.

Рудольфу Штейнеру удалось соединить в одно целое человеческую жизнь (прошлую, настоящую и будущую), мировую историю и развитие Вселенной, что, в общем-то, во многом соответствовало концепции Всеединства и Софийного Космоса, как их понимал Владимир Соловьев, на идеях и книгах которого вырос Андрей Белый. Потому-то так близка и оказалась ему штейнерианская антропософия: в ней он увидел отблески русской софиологии и космософии. Антропософ, – говаривал Белый, – это тот, кто пытается примирить в себе человека со стихией софийной мудрости.

Антропософия также космоцентрична, как и теософия. Вопреки ключевому понятию «человек» в собственном наименовании, она даже не антропоцентрична. Для антропософии Штейнера все Мироздание зиждется под знаком Человека и Космос есть как бы составная часть человека. Но человек не наследует вечности. Как было время, когда человека не было, так настанет время, когда его больше не будет. Наступит новый космический эон,[27] и он будет уже стоять не под знаком человека, а под знаком сверхчеловека. В процессе эволюции человек мог развиться из существа, стоявшего ниже человека, и может развиться в сверхчеловека, в ангела или демона. Человек – комплексное существо, он состоит из элементов планетарных эволюций, из тел физических, астральных и эфирных, из Еgо, которое есть божественный в нем элемент и безличный дух.

Вместе с тем человек есть продукт космической эволюции и в нем нет неразложимой целостности. Космос его создал, он же может его заменить другим существом. Человек целиком находится во власти космических сил. Фактически он – марионетка в руках высших космических иерархий, он управляется ангелами, ведущими его к непонятной для него цели, и они должны привести его к такому состоянию, где не будет уже ничего человеческого. Следовательно, человек есть космический переход от дочеловеческого к сверхчеловеческому состоянию. В этом непримиримое различие между антропософией и христианством. Для христианского сознания человек может войти в Божественную жизнь, но не может перестать быть человеком, не может перейти в иной род, например, в род ангельский. Согласно христианской доктрине, человек не произошел из низших сфер космической жизни, он сотворен Богом и несет в себе образ и подобие Божие.

Среди деятелей русской культуры, в той или иной мере переживших увлечение штейнерианскими идеями, кроме Андрея Белого и Максимилиана Волошина, следует назвать композитора Александра Скрябина, художника Василия Кандинского – основоположника абстракционизма, выдающегося актера Михаила Чехова, синолога Юлиана Щуцкого (первого переводчика на русский язык китайской классической «Книги перемен» – «И Цзин»). В разное время антропософия также оказала влияние на русских поэтов Вячеслава Иванова и Черубину де Габриак (псевдоним Е. И. Дмитриевой), на писательницу Ольгу Форш, культуролога Владимира Проппа, кинорежиссера Андрея Тарковского, а за рубежом – на крупнейших мыслителей ХХ века – Пьера Тейяра де Шардена и Альберта Швейцера, ирландского поэта, нобелевского лауреата Уильяма Йетса, писателя Томаса Манна, композитора Арнольда Шёнберга, архитектора Ле Корбюзье, художника-авангардиста Йозефа Бойса и др.

Антропософы большое внимание уделяли проблемам души и духа, их бессмертию и существованию вне человека, реинкарнации, то есть переселению душ. Сам Рудольф Штейнер оказался исключительно плодовитым писателем. После его смерти осталось необъятное антропософское наследие. Полное собрание трудов апостола антропософии насчитывает 454 (!) тома – с учетом, правда, переписки, деловых бумаг и конспектов лекций, записанных его учениками. В живом изложении идеи Штейнера производили наибольший эффект: Учитель, посвящавший аудиторию в тайны медитации, умел заражать слушателей своей энергией, убежденностью и видением сверхчувственного мира. В письменном и печатном виде те же идеи выглядели достаточно туманными и их гипнотическое воздействие испарялось. Впрочем, данное обстоятельство нисколько не смущало русских символистов. Сами они в своих стихах выражались гораздо яснее. Например, Макс Волошин написал целый антропософский цикл «Звезда Полынь». Приводимое ниже стихотворение дает представление об антропософии лучше любого трактата самого Штейнера:

В моей крови – слепой Двойник.
Он редко кажет дымный лик, —
Тревожный, вещий, сокровенный.
Приникнул ухом… Где ты, пленный?

И мысль рванулась… и молчит,
На дне глухая кровь стучит…
Стучит – бежит… Стучит – бежит…
Слепой огонь во мне струит.
Огонь древней, чем пламя звезд,
В ней память темных, старых мест.
В ней пламень черный, пламень древний.
В ней тьма горит, в ней света нет,
Она властительней и гневней,
Чем вихрь сияющих планет.

Слепой Двойник! Мой Пращур пленный!
Властитель мне невнятных грез!
С какой покинутой Вселенной
Ты тайны душные принес?
<…>

В приведенных строфах Волошина по существу отражена вся антропософская проблематика, во всяком случае ее онтологическая составляющая. Влияние личности Штейнера на своих последователей было безграничным. Эллис, ставший правоверным штейнерианцем раньше А. Белого (правда, ненадолго), приравнивал Учителя к древним пророкам, рангом никак не меньшим древнеиранскому Заратустре. Примерно так же высказывалась о Штейнере и Маргарита Сабашникова (жена Макса Волошина), испытавшая глубочайшее увлечение антропософией: «Это пророк, <… > у него через глаза смотрит вечность». Женщины вообще в наибольшей степени подвергались гипнотическому воздействию личности и идей Штейнера, они толпами следовали за своим кумиром от одного европейского города к другому, где тот выступал с лекциями, превращавшимися, как правило, в целые спецкурсы. О беспрецедентном воздействии новоявленного пророка на своих приверженцев свидетельствуют и мемуары Андрея Белого, назвавшего Штейнера «молнией грозно-грядущей эпохи».

С первой же встречи А. Белый полностью доверился антропософскому гуру и навсегда заразился его космософскими идеями. Русскому писателю казалось: наконец-то он нашел то, что искал всю жизнь. Появилась твердая уверенность: новоявленный пророк и провидец научит и его, адепта из России, как овладеть тайными силами своего «я», пронизанного невидимыми токами космической среды, и с их помощью проложить путь к самым сокровенным тайнам Мироздания. На тему «тайноведение» Штейнер написал