Приемная мать

Дело в том, что, когда после ухода гостей, мы, в пре­красном настроении, стали готовиться укладываться спать, случилось нечто для всех нас, особенно для меня, совершенно неожиданное.

На моей подушке лежал белый цветок.

— Как он здесь очутился?

Когда мальчики помогали нам переставлять кровати на место, его не было, а теперь вдруг он оказался здесь. Ведь откуда-то он должен же был взяться? Прежде чем я успела обдумать это, Мелита заявила:

— Конечно, Свен. Он же беспрерывно смотрит на тебя влюбленными глазами!

Другие девочки присоединились к ее мнению, в том числе и я. Только вот когда умудрился он положить цветок на мою подушку да еще так, что ни одна душа этого не заметила?

Я спросила Сассь:

— Послушай, ты была в спальне, когда мы пошли в прихожую провожать мальчиков? Ты ничего не за­метила?

Сассь сердито пожала плечами:

— Очень мне надо сторожить твоего Свена.

По-видимому, для Сассь не существует неопределен­ного, равнодушного отношения ни к кому на свете. Если ей кто-то не нравится, то уж действительно не нравится.

Однако известно, что на подушках сами по себе цветы не расцветают, даже в Женский день и, конечно, кто-то должен был его туда положить. Это ужасно мило со стороны Свена и это немножко сгладило воспомина­ние о том, что сделали по отношению ко мне мои милые одноклассники.

Необыкновенный белый цветок, как трубочка, свер­нувшаяся только затем, чтобы скрыть свою золотую сердцевину и сохранить слабый, едва уловимый, но та­кой тонкий аромат, стоит в банке на моем ночном сто­лике и рассказывает о чем-то, чего я пока еще не могу понять до конца.

ВОСКРЕСЕНЬЕ...

Так больше не может продолжаться! Бедная Веста! Сегодня у нас был вечер. Я все-таки не пошла. Из-за малышей и вообще. Подумала, а что, если какой-нибудь Ааду или Энту пригласит танцевать. Они способны на это, хотя бы просто назло мне, а я уж такая дурочка, что не решусь отказать.

Вот что произошло. Мы с малышами как раз умыва­лись, когда дверь отворилась, и вошла Веста. Мы остол­бенели, открыв рты. Не столько потому, что она так рано вернулась с танцев, сколько из-за странного вы­ражения ее лица и даже походки. Казалось, она не заметила нас. Прошла прямо в спальню и даже по ее спине было видно, что ее обидели.

Я пошла за ней. Веста совершенно одетая лежала на постели, прямо на одеяле. Это было бы естественно для Мелиты или еще для кого-нибудь из девочек, но Веста могла это сделать только, если очень больна или с ней случилось что-то еще более ужасное.

— Веста, тебе плохо?

Никакого ответа.

— Тебя тошнит?

Я стояла около ее кровати. Светлые ресницы Весты дрогнули, но она тут же прикрыла глаза, словно они боялись света.

— С тобой что-то случилось?

Но прежде чем я успела понять, собирается ли Веста ответить на мой вопрос, вбежала Лики. Что же произошло на этом вечере?

Лики присела на кровать Весты:

— Не обращай внимания. Сейчас там мальчишки все выясняют. В зале такой шум, только держись!

— В чем все-таки дело?

Вкратце, вот в чем: последнее время Ааду танцует только с Тинкой, но на дамский вальс сегодня Тинка возьми да и пригласи своего бывшего партнера. Тогда Веста тоже решила пригласить своего бывшего парт­нера — Ааду. А Ааду, развалясь на стуле, ответил ей:

— Неохота!

Ой, бедная, бедная Веста! Это уже переходит всякие границы! Не успела я сказать и слова, как девочки вернулись с вечера. Из нашей группы не было только Мелиты, а все остальные девятиклассницы и десяти­классницы собрались у нас.

Началось величайшее возмущение. Каждая стара­лась излить свой гнев, вспоминали случаи плохого по­ведения и других гадостей наших мальчишек. Сгоряча бранили и тех, кто ни в чем не провинился.

Нет, больше этого так оставлять нельзя. Сначала выкрадывают наши дневники, смеются и издеваются над нами, потом оскорбляют девочек самым бессовест­ным образом. Кто знает, до чего так можно дойти. Конечно, не все такие, но достаточно выступить отдель­ным заправилам, как все они объединяются. По одному мы бы их одолели.

Сколько же мы должны терпеть подобные выходки? Неужели мы не можем ничего предпринять в свою защиту? Но что? Скажешь им слово, они десять в ответ. Может быть, лучше вообще не обращать на них внима­ния. В конце концов, они для нас такие же одноклас­сники, как мы для них одноклассницы, и мы нужда­емся в них ничуть не больше, чем они в нас.

И в самом деле! Меня вдруг осенило!

— Девочки, знаете, что мы сделаем? Объявим маль­чишкам бойкот. Перестанем их замечать. Будем просто игнорировать. Ни с кем из них ни одного слова. Если мы все это сделаем, то, безусловно, подействует. Как вы считаете?

— Сверхгениальная идея! — пришла в восторг Анне. Почти все девочки согласились с моим предложением.

— Надо их проучить. Покажем, что и мы умеем постоять друг за друга.

— А как же с танцами? Что же, выходит, мы больше вообще не будем ходить на танцы? — спросил кто-то из девочек.

— Разумеется, не будем. Вот именно. Пусть танцуют друг с другом, если придет охота. Ни одна из девочек не пойдет на танцы до тех пор, пока у Весты не попро­сят прощения. И не как-нибудь, а публично. Точно так же, в зале, где все это случилось. И перед Кадри тоже придется извиниться.

Анне уже была полностью в своем репертуаре. Очень скоро было установлено, как все должно произойти. Разумеется, нельзя да и не имеет смысла привлекать к участию в этом деле малышей. Одним словом, присут­ствовать должны старшеклассницы и, главным образом, комсомолки. Пожалуй, лучше без семиклассниц. Они все-таки далеки от нас, да и комсомольцев среди них единицы. Из нашего класса тогда отпадает Марелле. Оно и лучше. Она все равно не рискнет на такое меро­приятие, да и сердце ей этого не позволит. В нашем сегодняшнем собрании она тоже не участвовала, потому что еще не вернулась из дому.

— А как же с тобой, Тинка? — прямо спросила Лики.

— А что со мной? — обиженно удивилась Тинка.

— Ничего, — успокоила Анне. — Пусть недельки две поносит по Ааду траур.

— Какой там траур. Все это ваши фантазии. Вы во­обще не представляете себе, какой Ааду на самом деле. Я могла бы кое-что рассказать вам. По мне пусть покиснет!

Интересно, как мы все это проведем?

ПОНЕДЕЛЬНИК...

Какой необычный день! Нам, девочкам-заговорщицам, пришлось совсем не легко! Как это отразится на мальчиках, пока еще неизвестно.

Утром в классе, как всегда перед уроками, сначала были обычные шум и суета, и вдруг в них ворвалось что-то новое:

— Ты не слышишь, что ли?

Уши Майе горели, но она решительно повернула Тийту спину.

Почти одновременно послышался резкий голос Ааду:

— Ты-ы! Что это с тобой? Уши отоспала, что ли?

Веста не отвернулась, но даже с нашей задней парты было видно, что со вчерашнего дня Ааду стал для нее пустым местом.

Когда же и Лики на какой-то вопрос Энту ответила не своей обычной улыбкой, но полным молчанием,