наложенный макияж, но её тело по комплекции напоминало скелет, на висках выступили синие прожилки вен. Тетти трясло.
Фоб поняла, что всего несколько минут назад закончился сеанс лечения на стимуляторе.
— Кубо передаёт привет, — сказала Фоб, обращаясь к обоим. Она сняла и повесила свой скафандр и вопросительно посмотрела на Тетти. — Какие-нибудь улучшения?
— Никаких, — ответила Тетти и покачала головой. Когда в следующий раз будешь разговаривать с Кубо, скажи, что всё это бесполезно.
— Нужно время. Может быть…
— Фоб, на этом деле я уже собаку деле съела. Я знаю лучше чем любой эксперт, чего можно добиться на стимуляторе Толкова, а чего нельзя. Я могу сравнить теперешнее состояние Эсро с тем, что случилось с Ченом, и уверяю, стимулятор здесь бессилен. Я хочу, чтобы об этом узнал Кубо.
Фоб не ответила, вместо этого она переключила внимание на другую пару, находящуюся в комнате. И если Тетти Снайпс выглядела умирающей женщиной, Годива Ломбер, которая по всем прогнозам должна была умереть, излучала здоровье.
Фоб видела её во время возвращения с корабля, висевшего над Траванкором, видела и её сквозное ранение. Ей даже не верилось, что Годива могла поправиться так быстро. В тот день на ней было платье, оставлявшее неприкрытым живот. В том месте на теле не было и следа от раны. Кожа живота и спины была ровной, без малейшего изъяна.
Какие мысли посещали мозг, скрывающийся за этим гладким лбом и прелестным лицом? Годива с любовью смотрела на неподвижную фигуру Лютера Брейчиса, крепко привязанного к стулу. Тот, в свою очередь, уставился на Фоб; один глаз выкатывался из орбиты, что создавало ужасное зрелище. Он яростно шевелил губами и упорно пытался почесать разбитый вдребезги затылок, хотя голова была привязана к специальной стойке.
— Сегодня он такое здесь вытворял! — рассказывала Годива. — Он на меня обижается, потому что я не позволяю ему попытаться принимать самому пищу. Он до сих пор всё путает. Но вас он узнал. Он поправляется.
Брейчис зарычал, как сидящий в клетке разъярённый медведь, и Фоб инстинктивно попятилась назад. Она не слышала, чтобы кто-нибудь предлагал лечить Лютера Брейчиса на стимуляторе Толкова. Он был слишком изувечен. Было просто чудом, что Годиве вообще удалось сохранить ему жизнь. На второе чудо — восстановить высшие способности человеческого мозга — надеяться уже не приходилось.
У Фоб не было аппетита, но она всё равно заставила себя немного поесть. За едой, глядя на четверых остальных, она подумала, что и Тетти и Годива ответили ей так, как и следовало от них ожидать. Тетти не видела никаких улучшений вообще, в то время как на взгляд Фоб у Мондрайна по крайней мере были заметны слабые проблески сознания. Годива же, вопреки фактам, видела в Брейчисе нечто большее, нежели потерявшее разум животное.
Теперь, глядя на них, Фоб начала очень многое понимать. Годива и Тетти прожигали свою жизнь здесь, вдали от дома, вдали от всех признаков цивилизации, вдали от друзей, в которых они могли бы найти поддержку. Они были обречены ухаживать за двумя мужчинами, которые были теперь не более чем безмозглыми оболочками по сравнению с тем, кем они были всего месяц назад. В данный момент женщины терпеливо кормили их с ложечки, но те не выражали никаких признаков благодарности или признательности.
Самым удивительным было то, что Тетти и Годива были счастливы. Если бы Мондрайн с Брейчисом поправились и снова стали людьми, это было бы прекрасно. Но если нет, Годиву и Тетти устроило бы и это. Они бы их всё равно не бросили и никогда не покинули бы Саргассовую Свалку.
Но ещё большим потрясением для Фоб было сознавать, что тоже самое можно было сказать и о ней. Она находилась здесь и ждала. Ждала чтобы Чен и Лия ответили ей, сможет ли М-29 объяснить, что произошло с другим Созданием и старыми гвардейцами, прежде чем те сумели преодолеть расстояние в пятьдесят световых лет. Ждала, когда сюда прибудут новые лишённые рассудка зомби, чтобы принять их и снова начать с ними работать.
Ждала ещё одного чуда.
Быть может, Фоб тоже навсегда останется на Свалке. И, может быть, так будет лучше.
ЭПИЛОГ
Взору открывался чужой ландшафт. Но им — мужчинам и женщинам, посвятившим всю жизнь патрулированию самых удаленных уголков солнечной системы — Земля-матушка могла бы показаться такой же чужой.
Благодаря пяти светилам, украшавшим небосвод, настоящая ночь была крайне редким событием. Сейчас же наступали сумерки — время, когда два самых ярких, находящихся на близком расстоянии солнца уже зашли, а третье медленно подплывало к горизонту. Румяный свет двух оставшихся — пары карликов, находящихся на расстоянии в треть светового года, — служил сигналом, по которому пробуждался весь ночной мир.
Из своих глубоких нор показывались летучие, ползучие, крадущиеся существа. Гвардейцы смотрели на них, даже не испытывая страха. Ни тем, ни другим было абсолютно не чего бояться; ибо и в самом деле им не грозила опасность. Гвардейцы изумлялись всякий раз, когда в сумеречном свете появлялось несметное количество созданий, среди которых можно было насчитать около тысячи разновидностей.
«Все же, среди сотни миров в пределах Звездной группы, такая плодовитость является скорее правилом, чем исключением. — М-26А находился на усыпанной мелким гравием равнине, некогда служившей дном озера, которое наполнялось каждые две сотни лет по мере того, как планета совершала движение по своей сложной, напоминавшей по форме восьмерку, орбите вокруг пары сдвоенных светил. — Вам нет причины удивляться. Согласно имеющейся в моих записях информации в том, что вы видите, нет ничего необыкновенного».
Блейн Ридли стоял напротив М-26А. На протяжении четырнадцати часов, отделявших восход самого яркого светила от его заката, которые для этого времени года условились считать продолжительностью дня, он руководил сборкой роботов и возведением более удобных жилых построек. Сейчас он и другие прибывшие с Саргассо гвардейцы возвращались туда, где с раннего утра почивало в неподвижности Создание. Ридли открыл рот, издал непонятный звук, словно собирался что-то сказать, и снова закрыл. В его сознании снова совершенно отчетливо зазвучали слова М-26А.
«Как бы там ни было, но это не более чем временная станция. — Всякий раз, когда дневная работа оставалась позади, Создание Морган тянуло немного пофилософствовать. — Когда мы здесь как следует обустроимся, то сможем приступить к своим прямым обязанностям. Мы сможем начать охранять Периметр. Для этого от нас потребуется создать обширную сеть, охватывающую самые удаленные веси исследованного пространства. Вы, мужчины и женщины, должны будете произвести на свет многочисленное сильное и выносливое молодое поколение.
И тогда мы все исполним наше высочайшее предназначение. Мы станем стражами, и в этом слове будет заключаться не только название, но и весь смысл нашего существования».
Эти слова всегда действовали очень эффективно, поднимая их моральный дух. Однако сегодня вечером на Блейна Ридли они не оказали такого сильного влияния. Гвардейцы выбрали его для выполнения важной миссии, и сейчас, перед тем как ему предстояло произнести речь, его вставной глаз вращался, а челюсть нервно дергалась из стороны в сторону. Кроме того, он не мог подобрать нужные слова. Когда остальные гвардейцы устало сели, скрестив ноги, на каменистую поверхность дна озера, он остался стоять.
«Вспомните, какими вы были всего несколько недель назад. Искалеченными, изношенными, лишенными цели и надежд. Вы походили на человеческие тени. Не в лучшем состоянии находился и я сам. А посмотрите на себя теперь. Сильные, уверенные в себе, преданные делу. Вот чем отличается жизнь, когда есть цель и когда ее нет».
М-26А сделал паузу. Похоже, Создание только сейчас заметило неподвижно стоящего Ридли,
