— Гордишься! Дрянь! — Трибун с размаху ударил маленького пленника и в тот же миг дико вскрикнул от нестерпимой боли. Острые зубы впились в его руку.
— Ах ты!.. — Проклятия и удары посыпались на строптивого. Хозяин колотил его свободным кулаком и пинал..
Но Агриппа не разжимал мертвой хватки.
— Дикарь! — простонал римлянин, ища за поясом стилет.
Агриппа внезапно разжал зубы и рванулся к окну. В один миг он очутился на подоконнике и исчез в темноте...
Маленький батрак бежал не оглядываясь. Летел по узкой каменистой тропке вверх, выше и выше... Не поймают... Сердце билось, в висках гудело, но ребенок мчался все быстрей и быстрей. Из долины доносился собачий лай, конский топот, голоса преследователей.
— Это не раб, а дикий козел! — кричал, чуть не плача от досады, Кассий. — Ну, Либон, хорошенькую штучку ты сыграл со мной!
— Я при чем? — Скрибоний пожал плечами. В душе он радовался неудаче надменного квирита. — Лови!
— Лови, лови! Тут по вашим горам шею сломать можно. — Трибун выругался.
— Тише, друг, — остановил его гостеприимный хозяин. — Нехорошо. Здесь не солдатский лагерь.
— Вижу, что не лагерь, а лупанарий. Упустили мальчишку! Вы все в сговоре! — горячился Кассий.
— Не уйдет. Псы молосской породы приучены к поимке рабов...
— Они его растерзают, а мне нужен живой и не калека!
— Калеки никому не нужны. Небеспокойся. Собаки вышколены.
— Вот он! — торжествующе крикнул римлянин.
В рассветной мгле мелькнула белая точка. Точка мчалась к обрыву.
— Ну, теперь ты мой! — Кассий пришпорил взмыленную лошадь. — Всю ночь проколесили, зато нашли!
Скрибоний дал знак псарям:
— Поберегите, чтоб собаки не разорвали. Тропка обрывается над пропастью... Тут мы и возьмем его.
— Пустите, я сам! — Кассий размотал аркан. Мальчик бежал к бездне. Казалось, он не сознавал ничего.
Но вдруг оглянулся... Опененные пасти огромных собак, летящие кони, и страшный римлянин с арканом в руке нагнулся, сейчас метнет...
— Мама!
Отчаянный детский крик резанул воздух, и маленький пицен бросился вниз.
— Горе нам! — Либон в суеверном ужасе схватил гостя за руку. — Ребенок призвал Мать Италию, и она услышала...
— Горе мне! — передразнил Кассий. — Мой мальчишка разбился! Тебе что?
— Горе нам, детям Ромула, — глухо повторил Либон. — Мы никогда не смирим сыновей Рима. Риму не победить Италии. Междоусобицы погубят нас... Ты забыл...
— Я ничего не забыл. — Кассий подъехал к обрыву, боязливо заглянул. — И косточек не собрать. Да... я в нем ошибся! Прыгнул в бездну, чтоб не стать рабом. Если б наши сенаторы походили на этого пастушонка, Цезарю не бывать ни консулом, ни правителем Галлии!
X
Вся Италия, окутанная покрывалом скорби, притихла. В Риме установили траур. Мужчины ходили с небритыми лицами, жены и дочери квиритов носили неподрубленные одежды, и в знак печали многие остригли косы.
Помпей, сказавшись больным, не выходил из дому. Цицерон утешал правителя, но все его красноречие было бессильным перед простой и горькой правдой — легионы Рима разбиты парфянскими ордами наголову. Даже в глухих захолустьях, на окраинах Италийского мира все говорили вполголоса, смех и шутки невольно замирали на устах и заплаканные глаза с надеждой и страхом устремлялись вдаль. Не бредет ли по дороге измученный, израненный легионер, отец, муж, брат, сын?
Женщины у колодца спешили поднести скитальцу воды и осведомиться, из какой же он центурии? Может быть, сражался плечом к плечу с их дорогими покойниками? Многие жены и матери уже получили браслеты[32] павших, но еще больше жило в томительном неведении. Хромого, обросшего колючей черной бородой центуриона наперебой угощали свежими плодами, поили чистой, как слеза матери, водой.
— Моя дома? — спросил бродяга, обтирая запекшиеся губы.
— Дома-то она дома. — Пожилая женщина горестно покачала головой. — Да спешить тебе, Випсаний, незачем.
— Дети! — Легионер задрожал. — Малютка умерла? А я ее и не видел ни разу!
— Девочки все живы, успокойся
— Да что за беда в моем доме? Не тяните. — Випсаний, сдерживая стон, встал и, волоча подбитую ногу, заковылял к своей хижине.
Женщины у колодца с состраданием поглядели ему вслед:
— Такого мальчугана потерять!
— Говорят, патриций затравил его собаками.
— Привязал к столу и бил, пока мальчик не умер!
— Жаль мать, она, как безумная, бьется о землю и кричит, что не продаст сына. Хотя бы косточки нашлись!
— Где там в таком ущелье!
Дневной свет не проникал сквозь ставни. В полутьме перед каменной божницей распласталась осиротевшая мать...
— Марс Мститель! Стрела Громовая, Копье Огненное, правых заступник, бесчестных гроза! Марс Гром, Марс Молния, порази нечестивого квирита! Убийцу сына моего! Деточка помощник мой рос. От земли было не видать, зарабатывал и нес домой! Марс Праведный, Марс Мститель, покарай Лонгина Кассия, иссуши его силу, порази чрево его любимой бесплодием. Нет, нет, Марс, не слушай меня? да родит ему прекрасная десять, двенадцать сыновей один другого краше и смелей. Да погибнут они все, как мой — Марк Агриппа! Услышь меня, Марс! Отомсти, Копье Огневое, за невинное дитя! Да не вернется мой любимый, да ослепнут все мои дочери, но ты, грозный бог, Стрела Громовая, Марс Копье Разящее, отомсти за мои слезы. За моего сына! Да не вернется мой супруг...
— Я вернулся, жена! — Оборванный, грязный стоял Випсаний Агриппа на пороге своего дома. — Что за беда стряслась над тобой без меня?
— Никакой беды! — Женщина встала и, поправляя рассыпавшиеся волосы, с тоской и болью смотрела на вернувшегося мужа. — Никакой беды. Войди в твой дом с миром.
— Где дети?
— Спят. — Она кивком указала на ворох козьих шкурок,
— А мальчуган?
— Он не живет дома.
— Не живет дома? — Легионер сделал шаг к очагу. — Где же мой сын? Почему он не дома?
— Нам было трудно, он пасет коз у Либона...
— Сходи за ним. — Випсаний сел. — Привез вот.
