злые силы. Попав во власть феи Абунды, человек становится жестоким, лживым, тупым. Но она очень красива, эта фея Абунда. У нее глаза синие, как ночное море, а волосы как лучи вечерней зари.
— Вот она! — Октавиан приподнялся и показал на тропу, ведущую от оливковой рощи. — Фея Абунда пришла!
Цезарь удивленно оглянулся. С холма шла женщина. Стройная и хрупкая, она казалась и в самом деле волшебной девой. Он узнал Сервилию.
— Я еле нашла тебя. — Она протянула обе руки. Цезарь, целуя их, растерянно молчал.
— Я так давно не видел тебя, — взволнованно проговорил он наконец.
— Да. — Сервилия печально и грациозно наклонила голову.
— Я очень тосковала.
Цезарь провел рукой по глазам. Кровь усиленно забилась в его висках.
— Несчастный Брут в могиле — тихо и грустно продолжала Сервилия, — никто не стоит между нами. Ради Марка я пришла к тебе. У нас должна быть семья. Мы оба свободны и несчастны.
Октавиан, закусив палец, рассматривал фею вечера.
— Не возражай. — Сервилия зажала Цезарю рот ладонью.
— Ни я без тебя, ни ты без меня — мы не были счастливы. Цезарь поцеловал ее ладонь и бережно обнял.
— Я ни в чем не упрекаю тебя, я виноват перед тобой больше.
Ведь это была его Сервилия, через столько лет сама пришла к нему... Их сын... Он слегка отстранился, желая поглядеть в ее нежное, прекрасное, так долго и страстно обожаемое лицо... Сервилия почти лежала в его объятиях.
— Мое счастье, счастье Марка в твоих руках. Уедем. — Она прильнула к его груди. — Ты мой. Забудем распри, врагов, борьбу...
Ласковая, покорная Сервилия, пусть даже она хитрит, она любимая...
Как сквозь туман, раздался жалобный голосок:
— Я озяб! Я хочу домой!
Цезарь неожиданно почувствовал, как детские ручонки вцепились в его одежду.
— Я озяб, я ж босой...
Отстранив Сервилию, Цезарь быстро опустился на колени.
— Бедный мой! — Он начал тереть озябшие ножки.
— Любимый, — тихо позвала Сервилия, — что мне сказать нашему сыну?
— Уходи! — крикнул Октавиан. — Уходи, Абунда!
— Ребенок замерз, я должен отнести его домой. — Цезарь закутал малыша в тогу и взял на руки. Чары рассеялись. Перед ним, опустив руки и все еще пытаясь пленить своей покорностью, стояла хитрая, подосланная врагами его дела гетера.
Сервилия, сливаясь с вечерней мглой, поднималась на холм.
— Она не придет?
— Она никогда больше не придет. Если б ты мог понять, мой Маленький Юлий, какую битву мы сейчас выиграли.
Дома было тихо. Несмотря на лето, в очаге пылал огонь. Жужжали четыре прялки. Прабабушка, бабушка, мать и дочь пряли. И нить их пряжи, тонкая, прочная, тянулась через века.
Цезарь осторожно опустил сонного ребенка. Бабушка и сестра кинулись раскутывать малыша.
Октавиан разрумянился. Он спал сладко, и фея Абунда не снилась маленькому квирику. Здесь был Рим.
Цезарь благоговейно преклонил колени.
— Клянусь тобой, мое сокровище, никогда ни с кем не изменять Риму и Италии!
IV
Марк Лициний Красс был огорчен удачами Гая Юлия не меньше Помпея. Больше! Как же он просчитался... Из наемного вояки Гай Юлий Цезарь вырос в венчанного лаврами вождя...
Крупно шагая вдоль глухих стен боковых улочек Палатина, Красс не слушал, что говорил ему верный Клодий. Субтильный щеголь торопливо семенил за своим массивным принципалом. Оттопыренные уши Красса медленно багровели от досады. Для чего он нес расходы, терпел убытки, беспокойства? Его отстранят потихоньку, вежливо, не исключая из триумвирата. Зять и тесть объединятся против него и при разделе провинций неминуемо обойдут. А если и уделят доходное захолустье, все равно ему не вписать свое имя в скрижали Истории.
И точно в ответ на его невеселые мысли дикие заунывные звуки разорвали вечерний воздух. Красс остановился:
— Песни пустыни? В Риме?
— Армянин развлекается, — хихикнул Клодий.
Он пояснил, что Помпей в свою бытность на Востоке взял в плен армянского царевича Артаваза, захватив его во время набега кочевников на римские пограничные посты в пустыне. Отважного юношу с трудом удалось взять живым. Теперь Владыка Парфии, женатый на сестре Артаваза, предлагал богатый выкуп. Царь Армении Тигран тоже просил выдать ему сына. У него старые счеты с Артавазом. Царевич, защищая деда своего Митридата Понтийского, восстал против отца, был изгнан и, скитаясь с кочевниками по пустыне, тревожил римские границы. Несмотря на богатые дары, которые наперебой предлагали и Тигран, царь Армянский, и Фраат, царь Парфии, Помпей решил оставить царевича заложником.
Рыдание восточной музыки наполняло вечер ропотом, угрозами, обжигало отчаянием и несмирившейся ненавистью.
Красс продолжал молчать. Он знал все рассказанное Клодием и живо представлял себе, что если армянский царевич вырвется из плена, то он натравит Парфию на Рим. Давно назревавшее военное столкновение станет неизбежным. К тому же побег Артаваза навлечет на Помпея подозрение в подкупе. А для борьбы с парфянами понадобится полководец с незапятнанным именем. Лавры, добытые на Востоке, легко станут диадемой в Риме.
Полная безудержной тоски мятущаяся мелодия все еще билась раненой птицей. Красс поднял голову, как бы вынюхивая что-то.
— Хорошо играет! Одаренный юноша!
Клодий, нагнувшись, поднял камешек. Он чутьем уловил невысказанные желания своего покровителя. Народный трибун, Клодий имел право навещать узников.
Артаваз сидел, забившись в угол. Отросшие волосы падали на лоб, мешая глядеть, но пленник не откидывал их. Мертвенно-желтыми пальцами он рвал струны. Наклонив голову, прислушивался и вновь ударял по струнам.
Клодий кашлянул. Царевич вскинул голову, и трибун в невольном страхе отступил. Изможденное лицо горело ненавистью. Глаза, огромные, одичавшие, жгли. Артаваз поднялся, очень высокий, худой, как скелет.
Клодий, овладев собой, быстро подошел.
— Беги, тебе помогут. — Он вытащил из-за пояса веревку и напильник.
— Кто? Зачем? — Голос Артаваза оборвался. — Твой зять Фраат. — Клодий помолчал. — А я никто, забудь...
V
Царь Армении Тигран внезапно умер от разрыва сердца, и на престол вступил Артаваз. Он заключил союз с Парфией, объявил себя мстителем за деда своего Митридата Солнце и защитником свободы
