Центурион Лютеций вступил в поединок с воительницей. Лесная амазонка сразила его. Это был первый римлянин, павший на священном острове галлов.
Сильвий подскочил сзади к девушке и, вцепившись в косы, пригнул к земле. Когда галлы увидели пленение своей пророчицы, они побросали оружие. Цезарь запретил убивать сдавшихся.
Застучали топоры. Легионеры вырубали священную рощу, разжигали костры, рыли рвы, готовили пищу.
Цезарь сам допрашивал пленников: те показали, что они из племени Великого короля северных галлов Верцингеторикса. С ними их королевна Ормильда, жрица Лесной Девы. Узнав, что страшный черноволосый народ, режущий землю железом, идет на их страну, они поклялись умереть, защищая родные леса.
— Вы доблестно сражались, — любезно ответил Цезарь, — но ваши боги не пожелали от вас взять жизнь. Я отпускаю вас. Каждый перед возвращением домой вырубит в лесу делянку и поможет ее распахать.
Галлы в ужасе рухнули на колени. Да избавит их победитель от участия в подобном кощунстве — резать грудь родной матери-земли римским железом!
— Железо будет галльское — успокоил их Цезарь. — Ваша земля, как дева, созревшая для брака, будет благодарна тому, кто рассечет ее девичий пояс.
Галлы пошептались. Они должны подумать и спросить совета у своих богов. Цезарь велел накормить пленников римским хлебом.
Уже темнело. Над Сеной загорались бледные северные звезды. В шатер римского вождя привели дочь Верцингеторикса. Молодые трибуны нагло рассматривали красивую полуобнаженную девушку.
— С этой я сорву пояс, — шепнул Антоний трибуну Валерию, — эта не каменная.
Ормильда безучастно глядела поверх их голов. Привыкшие к податливой покорности восточных пленниц, трибуны смутились. Видимо, эта дикарка не считает своих победителей людьми.
Дочь Верцингеторикса разжала губы:
— Я желаю говорить с Цезарем, кто из вас Юлий?
Ей указали.
— Это ты? — высокомерно спросила пленница. — Верни меня к отцу, вели насадить вырубленную рощу моей богини, и я прощу тебя. Иначе берегись гнева Лесной Девы!
— Если ты не станешь гневаться, — галантно вмешался Антоний, — то гнев каменного божества нас не устрашит. Выбирай любого из нас
— Я верну тебя отцу, — сдержанно проговорил Цезарь, — на некоторых условиях. О них я договорюсь с самим Верцингеториксом, а пока ты моя гостья.
— Я готов сделать все, чтобы ты не скучала, — не утерпел Антоний.
— Я у себя дома. — Ормильда надменно кивнула.
Наутро ее нашли распростертой у подножия богини. Девушка задушила себя косами. Цезарь велел отправить ее тело Верцингеториксу, а капище срыть.
VIII
Легионеры корчевали лес, сколачивали срубы. На острове был воздвигнут форт Лютеция,[29] названный так по воле Цезаря в честь римского солдата, обагрившего первым своею кровью эту землю. Лютеция станет опорной базой легионов Рима и Галлии.
По берегам реки очистили больше ста югеров — общественное поле. Весной его засеют привезенными из Италии ячменем и пшеницей. Урожай пойдет в житницу легионов, стоящих на Сене. Если кто из легионеров пожелает основать усадьбу, пусть вырубит себе делянку такую, какую сможет обработать, но для закрепления за собой участка нужно либо выписать с родины семью, либо жениться на местной женщине. Дети легионеров от браков с галльскими девушками будут признаны равноправными римскими гражданами.
Сильвий задумался. В Италии его ждала тюрьма. В Галлии он сможет стать хозяином.
Мало-помалу весть о новом поселении разнеслась по лесам. Из-за кустов вооруженные дикари следили за хлебопашцами. Легионеры, подчиняясь приказу Цезаря, притворялись, что не замечают непрошеных наблюдателей. Осмелев, галлы выходили из-за прикрытия и с любопытством рассматривали работающих... Солдаты бросали им блестящие безделушки, протягивали лепешки... Варвары опасливо брали и швыряли римлянам меха, оставляли на краю поля убитую дичь и высокие сосуды из бересты, полные дикого меда.
Сильвий выменял длинноусому старику сирийский клинок.
Через несколько дней галл привел двух девушек лет шестнадцати и семнадцати. Его дочери хотят приобрести тонкое римское полотно. Сильвий дал им кусок дамасской кисеи, добытый в Массалии. Благодарные покупательницы расшили ему бисером меховые сапожки и рубаху. Девушек звали Ильза и Рета. Центурион Авл взял в подруга старшую Ильзу. Сильвий женился на Рете. К зиме многие легионеры обзавелись семьями.
Из Италии привезли товары и зерно... Цезарь побеждал Галлию Трансальпийскую мечом, плугом и безменом.
Цезарь и Антоний склонились над грудой скрепленных печатью восковых дощечек из Рима, свитками папируса из Египта, мелкоисписанных пергаментов из Азии.
— Ответ Сената на мое донесение. Отцы отечества верны себе во всем. Возжаждали трофеев и удивляются, что я ради них не ограбил Галлию до нитки и не погубил мародерством все мои начинания. — Цезарь продолжал перебирать письма. Его лицо озарилось нежностью. — Октавиан... сестра пишет: такой забавный. Отпечаток ножки прислали.
Он начал читать вслух, но, поймав скучающий взгляд Антония, оборвал на полуслове и зажал в руке темно-золотой завиток.
— Прости, что задержал твое внимание такими пустяками!
Он был обижен на Антония и недоволен собой. Как глупо было изливать свои семейные радости этому отпетому гуляке...
Шел снег. Часовой, стараясь согреться, гулко топал ногами. Цезарь вынес солдату горячего вина и, закутавшись в плащ, сел на дороге. Черная, будто бы лакированная, река оттеняла белизну заснеженного острова.
Цезарь разжал руку и прильнул щекой к шелковистой прядочке. Какой нежный, чуть уловимый запах, аромат родного очага... Все его чаяния, все дело его жизни, его титаническая борьба с тупоумием и косностью Сената приобретут смысл, если Октавиан вырастет таким, как его задумал Цезарь. Дело популяров требовало усилий поколений и поколений, а Сенат и родовая знать, мертвой хваткой вцепившись в свои сословные и племенные привилегии, проклинали триумвира. За Юлием Цезарем шли люди случайной удачи, вроде Мамурры, крестьяне, разоренные кредиторами, и вечно бездомные бродяги — кадровые легионеры.
— Габиний, — тихо окликнул Цезарь, — ты был со мной на Востоке?
— Да, Дивный Юлий.
— Давно мы были там?
— Семь лет прошло.
— И ты все в походах?
— Я в легионе ветеранов.
— Тебя ждут дома? Ведь нас заждались за Альпами.
— А как же...
— Большая семья?
— Трое, жена четвертая. Последний малыш родился без меня.
— Сын? Это большое счастье, не правда ли, Габиний?
— Еще бы, — растроганно ответил ветеран.
