– Круто! Все, я побежала.
– Мы в полночь начнем, запомни. Подгадай свое расписание, чтоб мы на Зинку или Данилу не нарвались.
– Хорошо… – пообещала Лиза.
Ровно в полночь у Лизиного стола сошлись, словно дуэлянты у барьера, два самых заметных игрока «Голден эг». Гена Панин поколдовал на пульте в углу, и на транспаранте над первым столом, сменив бегущую строку «непрерывности» вспыхнула надпись: «Эксклюзивная игра. Ставки от ста до тысячи у.е.». Кое-кто из посетителей заметил это, и тут же по залу пронесся тихий ропот, прерываемый отдельными громкими «ах!». Любопытствующие мигом отлипли от других столов и потянулись к месту поединка.
Санин и Майдан согласно правилам – на виду же – обменяли каждый свои десять тысяч долларов на рубли, потом вместо них получили в кассе по сотне черно-золотых – сотенных кэш-фишек.
– Начнем, пожалуй! – словами Ленского предложил Олег, когда они вернулись к столу, и усмехнулся, уверенный, что в дуэли его ждет судьба Онегина.
Лиза приветливо улыбнулась обоим и обменяла каждому по пятьдесят чипсов на игровые сотенные фишки. Толпа вокруг стола возбужденно зашелестела.
– Что ж, кому-то из нас должно сегодня повезти, – громко, для окружающих, заявил Майдан. – Есть примета, что в рулетку везет новичкам и пьяным дамам. Мы с вами, Егор Константинович, не дамы и не новички в этом деле, но вот за этим столом играем впервые. Как вас зовут, милая девушка? – сыграл он почти натурально.
– Лиза.
– Смотрите, «бедная Лиза», не сделайте и нас бедными, – рассмеялся Санин. – Надеюсь, рука у вас легкая.
– Господа, делайте ваши ставки! – спокойно ответила на все любезности крупье.
Санин раскидал свою первую тысячу по полям ставок в хаотичном порядке, рискнув даже поставить на две конкретные цифры – чем черт не шутит? – мечтая сорвать с одной из них три с половиной, перекрывающие затраты на ставки. Майдан ответил примерно тем же. Лиза, коротко взглянув на расстановку фишек противников, объявила, что ставки сделаны, и пустила колесо и шарик. Они определили Санина как победителя – тому удалось проиграть на двести долларов меньше, чем Олегу. Бульдожьи глазки Егора Константиновича засветились победной радостью – он считал, что начало – не лиха беда, а тенденция. Так, по крайней мере, обычно случалось в его практике за карточным столом.
В следующем розыгрыше фортуна чуть скосила глаза в сторону Майдана, и он не только не проиграл, а еще и снял тысячу на красном и первой четверке, поставив на них по сотне. Санин тяжело засопел, мысленно добавляя к преимуществу противника свои десять тысяч «гарантии», и стал еще больше напоминать злобного бульдога перед атакой. Оба противника заметно подобрались и приступили к расстановке фишек перед третьим розыгрышем, словно к неспешной шахматной игре, в которой у каждого был один противник – случай. Майдан «подобрался» совершенно искренне, потому что расставлял свою ударную комбинацию, стараясь снять максимальную пенку с попадания шарика в одну конкретную цифру, которое должна была обеспечить Белка. Эта цифра, черная семерка, стояла как раз самой дальней от сладостного упругого живота Лизы, обтянутого сукном мини-юбочки, который почему-то вдруг заметно часто задвигался от ее дыхания.
«Волнуется Белочка! – подумал наблюдавший за ней краем глаза Олег. – Только бы не сплоховала».
Он и сам поймал себя на том, что дышит чаще обычного, и его руки, расставляющие стопки фишек, вспотели. Чтобы не засветить свою явно просчитанную до мелочей систему расстановки фишек, Майдан ставил их в хаотичном порядке, будто импровизируя, хотя на самом деле, по убывающей, она выглядела так: тысяча на семерку должна была принести тридцать пять штук, чтоб не вызвать подозрений, он поступился швалью между ею и соседними цифрами, которая могла бы принести ему еще семнадцать тысяч, но не удержался от соблазна «стрита» с ними, гарантирующего одиннадцать штук. Так же Олег пренебрег шестикратной прибылью от «сикс лайна», включающего семерку, но компенсировал потери, «забив» тысячами первую дюжину и среднюю колонну, что давало приход в четыре тысячи. Для подстраховки, по привычке, он поставил две беспроигрышные тысячи на черное и нечетное, включающие семерку. А в конце, жадность фраера сгубила, ткнул тысячу снова на первую четверку, куда входила семерка, показывая, что будто бы верит в повторение предыдущего успеха на этой ставке. В сумме, проставив семь тысяч долларов, он снимал с казино ровно шестьдесят и возвращал свои семь. Получив их, вполне спокойно можно было мусолить оставшиеся полторы тысячи долларов ставочного фонда и даже немного выиграть на общих основаниях. Получив в конце игры компенсацию от Санина в десять тысяч – тому совсем уж нереально будет обойти его в соперничестве, – Майдан выигрывал не сотню конечно же, но тысяч восемьдесят как минимум…
Господин Санин тоже раскидал несколько своих ставок на три тысячи, играя если не наобум, то по какой-то ему одному известной системе, и Лиза уже приготовилась объявить игру, когда к столу пробился бритоголовый громила с явно кавказской внешностью и без слов воткнул башню из десяти стодолларовых фишек на… ту же дальнюю от Лизы семерку, чуть не рассыпав аккуратный столбик чипсов Майдана.
– Молодой человек, – приторно вежливо обратился к нему Майдан. – У нас тут идет эксклюзивная игра, и мы не намерены принимать в нее кого бы то ни было.
– Нэ понял? – повернулся к нему всей тушей лысый. – Эта казино! Я плачу дэнги – я играю.
– К вашим услугам соседние столы, а этот занимаем только мы с партнером по договоренности с администрацией. Для нас как для членов клуба делают исключение. Понятно? – вступил в беседу Санин.
– Гдэ этот администрация?! Говорить хочу! – возмутился сын гор.
Тут же к столу подскочил Гена Панин, который стоял до этого в сторонке бок о бок с главбухом Макаровым, вылезшим ради редкого зрелища из своего медвежьего угла.
– Господа, в чем проблема? – втерся он между Майданом и гостем столицы.
– Геннадий Георгиевич, дорогой, мы же договорились об эксклюзивной игре! – обратился к нему Санин. – Объясните вашему гостю, что в ней могут участвовать только двое.
Гена понимал, что кто платит, тот и заказывает музыку. С другой стороны, каждый новый игрок обещал еще больший доход заведению. И еще неизвестно, от кого можно ожидать больших неприятностей: от соперников, уже увлеченных игрой, или от этого явно бандита.
– Минуточку, господа, позвольте мне посовещаться с нашим консультантом, – пробормотал он и шмыгнул к Макарову, которого никто не знал как главбуха заведения, а он вполне мог сойти при своей представительной внешности за некоего таинственного консультанта.
– Иван Давыдович, что делать?
– Молодой человек, здесь все решаете вы как исполняющий обязанности управляющего. Но мне кажется, что в наших интересах допустить к игре любого желающего, если он согласится играть по максимальной ставке. Да и не было у вас уговора, что они будут играть только вдвоем.
– Ладно, попробую уговорить их.
Геночка снова пробился к столу:
– Господа, у нас не было уговора об ограничении числа играющих. Ведь так? В общем, прошу вас пойти навстречу интересам казино и разрешить нашему гостю играть, но по максимальной ставке. Вы согласны?
Майдан с Саниным переглянулись и согласно кивнули – им не терпелось продолжить дуэль.
– А вы? – повернулся Панин к кавказцу.
– Нэт проблэм, дарагой, – довольно улыбнулся тот, ощерив золотые зубы.
– Начинайте, Лиза, – распорядился Панин.
Майдан постарался перед решающей игрой перехватить взгляд Белки, чтоб подбодрить ее, но она неотрывно смотрела почему-то на руку кавказца, лежащую на столе, с толстого пальца которой посверкивал бриллиантовой Большой Медведицей внушительный перстень.
Она глубоко вздохнула, запустила колесо и шарик и, как положено, произнесла: «Ставки сделаны, господа. Больше ничего не принимается».
