предприятие под названием… Хотя какая кому разница, как там оно называлось и продолжает называться? Ну, допустим, пусть называется просто «Организация». Непритязательно, зато конкретика налицо. Главное, что предприятие владело уже не суденышками, но огромными нефтяными танкерами, а это уже серьезно. Настолько, что в такую серьезную область чужих не пускают, только своих, которые по рекомендации. А рекомендация дорогого стоит, причем в буквальном смысле. Этого самого буквального смысла, заработанного в «Альянсе», и рекомендаций хватило нашему Илье, чтобы купить себе место в Организации и начать двигать вожделенные танкеры так, как нужно. Сбылось отцовское пророчество, Илья стал «начальником порта». Нелишним будет сказать, что своих друзей он пристроил неподалеку от себя: один уехал в Лондон, где возглавил представительство Организации, а другой остался в «Альянсе», но уже генеральным директором не просто «Альянса», а дочерней фирмы этого самого государственного танкеровладельца. На фирменных бланках и визитных карточках возле логотипа «Альянса», который мало что стоил сам по себе, появился логотип ОРГАНИЗАЦИИ, и все изменилось…
Корабли не твои, они государственные, но ведь тебе решать, куда они поплывут и за сколько. Нефтяные платформы, словно гигантские комары, высасывают из земли ее черную кровь. Танкеры курсируют между платформами и портами разгрузки. Нет танкера – некуда сливать нефть, платформа простаивает, и получаются убытки. Немалые, между прочим. А танкеров, их не то чтобы очень мало. Их достаточное количество, но вот беда: все равно почему-то не хватает. Особенно, когда десяток забрал в аренду «Альянс», пять-шесть на ремонте, еще немало на дальнем фрахте, в разноцветных морях валюту зарабатывают. Вот нефтяники и морщат лбы: что делать? кто виноват? куда бежать? А не надо никуда бежать. Надо тихо перевести на офшорный счет «Альянса» деньги, и все магическим образом начинает работать, плавать, разгружаться.
В Лондоне друг Ильи затеял покупать три новых танкера. У английской судостроительной компании. Компания выставила счет, как полагается. Договор заключили. С «Альянсом». «Альянс» выставил счет Организации, при этом счет увеличился на сто миллионов долларов.
Большой человек, потворствующий назначению Ильи на директорский пост, интимно прикрутив пуговицу на его пиджаке, одарил откровением:
– Есть у тебя, Илюша, ровно годик. Больше гарантировать не могу. Через год проверка случится. Ты действуй смело, раньше проверять не станут. Действуй и меня, того… не забывай.
В год, предшествующий воцарению Ильи, Организация имела солидный оборот и не менее солидную прибыль. После года с новым директором оборот увеличился в два раза, а прибыль сократилась в четыре. В карманах трио верных товарищей осело полмиллиарда долларов.
Илья сильно изменился. Он жаждал компенсировать нерастраченные грехи юности и предался разврату во всех его проявлениях:
– ездил пьяным на «Феррари»;
– издевался над официантами;
– покупал проституток оптом, наряжал их в форму СС и устраивал факельные шествия в подмосковном пансионате «Кукукино»;
– гадил из вертолета на дом какого-то неприятного ему субъекта;
– устраивал подпольные женские бои;
– охотился на таджиков с помповым ружьем;
– выстроил церковь Святого Ильи-пророка и заставил написать надвратный образ с себя, любимого. Написали…
При этом сам Илья любил говаривать вот что:
– Я изумляюсь бисексуалам. Вот уж они-то по настоящему развратны.
В общем, ужас, мрак и караул.
Нефтяники за глаза прозвали Илью «ссыклом». Почему он заработал именно это обидное и отдающее зоной прозвище, так и осталось загадкой. Быть может, из-за немного испуганного выражения лица, которое постоянно возникало у него при встречах с кем-либо. А быть может, и нет. Кто теперь знает? Мы становимся историей, не успев сосчитать до пяти.
Илья изменился внезапно. Случилось это за два месяца до проверки Организации Счетной палатой. В церкви Святого Ильи-пророка было людно в честь Пасхи. Благодетель приехали с опозданием-с и, раздавши нищим по красненькой, проследовали ко входу во храм. Однако писанный с Ильи надвратный образ непостижимым образом отвалился, хоть и был закреплен отроками прилежно, и тяжелою своею рамою ударил Благодетеля в голову-с. От причиненного увечья они изволили упасть и, пришедши в себя, нецерковно ругали-с отроков, не с должной прилежностию утвердивших надвратный образ, отца настоятеля, прихожан и отчего-то некую Владу, по всей видимости, их знакомую блядь-с.
Да простят этот жестокий лексический стеб все искренне, без директив и условностей верующие. Все, кто ходит в церковь не только для того, чтобы отмаливать немыслимые грехи, которым и прощения-то не бывает, ибо нельзя отмолить убийства и душегубства, блуд и алчность. Построй ты хоть монастырь, нарисуй ты себя хоть в Сикстинской капелле, а коли ты клещ и аспид сатанинский и стал им добровольно, то гореть тебе, паразиту, в аду во веки вечные и ныне, и присно, и во веки веков, аминь.
Бог всемилостив и всепрощающ. Воистину так, но лишь когда он видит подлинное раскаяние души, охватившее всего человека безвозвратно. В таких случаях раньше заточали себя в монастыре и не выходили оттуда до смерти. А теперь – кинул на благотворительность два-три миллиона, получил налоговые льготы, заказал богомазу иконку с себя наколбасить… Да-да, именно вот так, по-зощенски, «наколбасить»…
– Тьфу ты, дешевка какая. Поделом тебе, дешевке, и по башке-то приключилось. Вот ведь черт прыткий, с рожи своей бандитской образа пишет, а Бог-то, он не Ермошка. Он видит немножко, слава те… – Илья услышал эти слова сквозь пелену дури, которая стелилась перед глазами от удара. Принадлежали они какой-то старушенции матерого вида: согбенной, сухой, сердитой. Вымолвила, отвела душу и пропала. Словно сквозь землю утекла летним дождичком. Слова Илья запомнил, особенно «дешевку». Этот «дешевка» задел его чересчур сильно. До того сильно, что у Ильи появилась привычка разговаривать самому с собой:
– Что, в сущности, я за человек? – задавал он себе вопрос, стоя перед зеркалом. – Впалая грудь, безвольные плечи, живот торчит, нажранный ночными излишествами. Ноги как у лягушонка. Нет, не могу я быть совершенным физически. Не могу воплощать постулат о здоровом теле, в котором томится здоровый дух, словно его там запечатали, как в бутылку под сургуч. Впрочем, есть же этот, как там его? Папа Римский. Кривой, словно саксаул-кустарник, простреленный в семи местах, но ведь горит в нем душа! Огромная, выплескивающаяся через край душа! И до того ее много, что хватает на всех, кто захочет подставить плошку под эти брызги. А у меня если и есть что-то похожее, то лишь душонка. Душоночка. Душенюшечка. Ссохшаяся, кривенькая, похожая на засохший собачий экскремент. Вот бы оросить ее, чтобы пошла набухать, наливаться доброкачественной грозовой тучей и пролилась бы на людские головы долгожданным, как после засухи, желанным дождем. Ведь никто меня не знает, кроме кучки каких-то подонков и завистников. Нет рядом верной и любимой. Ею надо было обзаводиться раньше, когда еще жил в реальном мире, где не все продается. Теперь поздно – кругом одни бляди, как женска, такоже и мужеска полу, а от блядей искренности не получишь. А надобно, чтобы меня узнали! Чтобы все узнали, насколько я стал другим, как изменился. А лучше… – тут у него даже на мгновение сперло дыхание и он сглотнул, чтобы продолжить, – лучше пусть и не ведают меня прежнего. Пусть думают, что я будто Христос, шествую впереди всех в белых одеждах, и все так благостно, елейно так…
От подобных самораспалительных речей Илья приходил в неописуемое волнение, маршировал, отрабатывая величавую поступь спасителя, и почти окончательно сошел бы с ума, если бы не грянувшая внезапно проверка.
Как всегда, такие вещи, прямо говоря, вещи неприятные, происходят совершенно внезапно. К ним почти невозможно приготовиться, и даже если в душе их ожидаешь, то наяву никак не можешь с ними смириться. То есть как это? Как же это?! Ведь все было прекрасно и шло своим, заведенным порядком! Все уважали, тянули ручонки, уничижались и пытались доверительно понижать голос! А теперь что?! Ах ты, до чего же все стало плохо…
Проверка взнуздала Организацию. Места за столами клерков заняли Принципиальные, со стремительными манерами, волевыми рублеными мордами и в штатском. Илья тенью проходил в свой
